Исполнение желаний - Алексей Ильин

Не сойти с ума. Джоан усмехнулась.

— Мама! — позвали от двери. — Мама, идём к нам! Ты что здесь сидишь одна?

Она повернулась с улыбкой. Её дитя. Одно из многих. Но, пожалуй, самое любимое. Самое ласковое.

— Мама, — мальчишка в рваных джинсах защитного цвета и зелёной толстовке с капюшоном нырнул под руку сидящей женщине, устраиваясь на полу у её ног. — Идём…

И снизу вверх заглянул в глаза.

Ребёнок двенадцатилетний.

Оле Хансен. Образец эй пи семнадцать. Биологический возраст: двадцать один год. Рост: сто пятьдесят восемь сантиметров. Вес: сорок шесть килограммов. Три предпубертатных нейропрограммных перепрошивки. Психосоматические изменения в соответствии с последней записью: «Питер Пэн».

Джоан положила руку на вихрастую макушку. И мальчик, которому программой было заложено искать потерянную маму, доверчиво прижался щекой к её колену.

— Я наводила порядок в вещах, — тихо сказала она, перебирая русые волосы.

Питер улыбнулся, закрывая глаза.

— Ну, пойде-о-ом, — попросил он, легонько дергая её за подол пышной юбки. — Там весело! Эсмеральда учит Терезу танцевать танго. Он уже три раза упал. Всё интересное пропустим.

Женщина улыбнулась:

— Пойдём, пойдём. Я как раз закончила.

Учит, значит… Удивительно, все они отлично помнят, где были, что делали, с кем дрались, на кого работали, но вот, что происходит внутри команды, постоянно забывают. Эсмеральда уже третий раз даёт Терезе урок танцев, начисто забыв прошлые попытки. Хотя чему удивляться — Джоан сама работала над программой, позволяющей этого добиться. Избирательная амнезия по внутренним делам якобы должна улучшать психологический климат в коллективе.

…В общем зале стоял разноголосый гам, который перекрывали громкие вопли Банни, выводившего ритм танго для путающегося в сутане Терезы и его партнерши. Эсмеральда пыталась вести партнера, а зрители заходилась от хохота, потому что танцующий Тереза — это было то ещё зрелище. Даже автопогрузчик движется грациознее.

— Мля! Вы меня отвлекаете! — орал Тереза, пытаясь не наступать цыганке на ноги.

— Да ёпта! Даже я уже всё понял! — наконец, прогрохотал утративший терпение (или уставший ржать) Дровосек.

С этими словами он выскочил на середину, вырвал бестолково топчущегося плясуна из рук партнерши и скомандовал Банни:

— Жги!

После чего, щека к щеке, поволок Терезу вперед под неистовый аккомпанемент, всеобщий вой и хохот.

— Дайте страсть, мальчики! — визжала, прыгая на скамье, Покахонтас. — Родж, гляди, как наяривают!

Тереза, вдохновленный поддержкой, зажал в зубах распятье и скроил зверскую рожу, словно всерьез намеревался его перегрызть. После этого шум в зале поднялся такой, что уже и Банни с его «Па-па-па-па, па-да-ба-да, па-па-па…» стало почти не слышно. Пэн тоже кричал и хлопал вместе со всеми.

Джоан стояла чуть в стороне, смотрела на это веселье и улыбалась, силясь сглотнуть вставший в горле жёсткий ком.

Её дети. Беззаботные наивные добрые дети. Её незаживающая рана.

Она знала имя, возраст и изначальную личность каждого. Помнила даты и числа, которые им самим сейчас ни о чём уже не скажут. Помнила, какими они были, когда она впервые стала с ними работать. И помнила, как они уходили от неё. Один за другим. Бессмысленно и страшно. Вилли Винки, он же Джонатан Родд. Братец Кролик, он же Итан Левински. Алиса, она же Патрисия Эдер, Щелкунчик, он же Роберт Клиффорд. Джен Эйр, она же Ребекка Вайтерли.

И Харли Квин, она же Саманта Кинли. Та, что подтолкнула Джоан к побегу. Саманта сумела вырваться, убив троих охранников. А потом её расстреляли с вертолёта. Но именно тогда Джоан поняла, как спасти остальных.

Да, Джоан помнила каждого. И пыталась удержать каждого. И с каждым заранее простилась.

Горло судорожно сжалось, дыхание перехватило. Захотелось присесть.

Та, которую все называли Микаэла Куин, шагнула к длинной лавке и в этот самый момент увидела неподвижно сидящего за столом Роджера.

Перед вожаком банды стояла очередная початая бутылка, однако взгляд его был трезв, только на лице застыло выражение мрачной задумчивости.

— Док! — заорал из центра зала Тереза. — Идём к нам! Родж, хватит уже сидеть с кислой харей…

Договорить он не успел, потом что Роджер схватил стоящую перед ним бутылку и со всего размаха грохнул ею плашмя об стол. Брызнули осколки стекла и алкоголь.

— В жопу всё, — отчетливо прозвучало в наступившей тишине. — Заебало.

И в ту же секунду Джоан почувствовала, как в её сторону обратились беспомощные, полные надежды взгляды.

Поэтому она, то есть Микаэла Куин, спокойно поднялась со скамьи, на которой сидела, и миролюбиво сказала:

— Роджер, зачем ты так? Я вот хотела выпить.

Вожак поднял на неё полный глухой боли, но совершенно ясный взгляд.

— Прости. Здесь есть ещё, — он кивнул в угол, где были составлены ящики и куда тотчас шмыгнула Покахонтас.

— Милая, налей всем, — попросила Куин.

Кролики тотчас пришли в движение — потянулись к столу, загомонили. Кто-то искал свой стакан, кто-то, отчаявшись найти, уже вытягивал из упаковки новый.

— Загрызи надо подбросить, — быстро нашлась Эсмеральда и деловито зашуршала в коробке с закусками.

Микаэле передали наполненный стакан, затем тарелку со снеками. Тереза затянул какой-то бессвязный витиеватый тост, который никто не стал дослушивать, а Роджер по-прежнему сидел, уставившись в стол. Неподвижный, мрачный, ко всему безучастный. Впрочем, через несколько секунд он почувствовал взгляд Куин и поднял голову, отыскивая дока глазами. Едва заметно кивнул в сторону двери.

Микаэла пригубила выпивку, после чего деликатно покинула стол, за который постепенно начало возвращаться веселье. Следом за доком общий зал покинул и вожак.

В молчании они прошли в её комнату. Здесь было потише и посвежее.

Роджер устало опустился на расстеленный поверх полиуретанового коврика спальник и откинулся спиной к стене.

— Чё-то я сорвался, — сказал главкролик голосом, в котором не было и тени сожаления.

— Бывает, — успокоила его Микаэла, присаживаясь на стоящее рядом раскладное кресло. — Ты просто нервничаешь перед делом. Зря. Всё пройдет как надо.

Она положила ладонь на плечо собеседнику и мягко стиснула.

— Док, — негромко произнес Роджер, — ты всё же не горячись. Зачем тебе с нами?

Собеседница вздохнула:

— Ты из-за этого такой заведённый?

Он покачал головой:

— Не только. Просто… зачем тебе-то?

— Ну, — женщина развела руками, — а что ещё мне делать?