Черная Принцесса: История Розы. Часть 1 - AnaVi

не из-за мальчика. А если бы и да — тогда бы ведь точно и пошел же в свой. Как и в случае же со мной… И, конечно же, не просто так, вдруг и без причины… да и не из-за розовых же все стен! Определенно. Нет! «Или, может, тогда все же и из-за голубых — не имея же их в зоне видимости в свой последний момент?»! Да уж… Но только и этим же, к слову, туалеты и отличались! Ну… и разве еще что расположением самой сантехники в них: у девочек — по левую сторону, у мальчиков — по правую. Как бы… Кто налево. Кто направо… Хотя! Налево же все равно ходят вторые? Больше и… превалируя в этом? Или… Нет? На равных? Ну… тогда не знаю. Ничего не знаю! Туалеты были размещены так! Да и не столько ведь и… поэтому… Кхм! Да-да… Шут-ка! Разделяй и властвуй! Равновесие… Баланс. Реверсивная психология… Да и я же ведь все еще могу спихнуть свой нездоровый интерес к своей же подруге на преобладание этих самых цветов, а и точнее и одного совершенно определенного цвета в моей биографии и… жизни? Да? О-о-о… Но и главное же — хорошо, что и тут-то баланс. И тут-то то самое ведь: равновесие… Но и при всем же при этом! С одной же стороны, опять же совершенно определенной и темной, из-за него… ведь и так хочется… убить! А с другой, противящейся и борющейся же с ней, противоборствующей и… светом — хочется… и любить. Би́ть и люби́ть! Любо́вь и бо́ль! Кро́вь и любо́вь! Алкого́ль… Опять и… Снова! Рифмы. Не в бровь, а в глаз. Скажешь: по Фрейду? Поправлю: по жизни. Что же за двойственность и разделение на цвета… на два цвета… розовый и голубой… рыжий и синий… мир-то и в то же самое время так же ведь был по и разделен на белое и черное… И серое. Да! В общем… Но кому и какая разница, да? Разделен же — не разделяя! Не разделяясь и не делясь… Не деля и не выделяя! Никого и ничто…

****

— И снова здравствуйте! — Елейно-натянуто пропела София, ступая шаг в шаг и аки пантера-хищница за спиной свой же добычи и жертвы. Что не только и на запах и слух, но и на силуэт начала проясняться и проявляться из ее же подсознания в сознание, собираясь из вчерашних воспоминаний и подкрепляясь же уже здесь и сейчас сегодняшними. — Не сказать же, что и прям скучала… Как и то, что и ты же сам — и по мне! Хотя и казалось бы, да? Да и то же, что вчера я и уже не знала, что все это и сегодня, сейчас же будет и значить! Но и вот же, как говорится: пришла, увидела и… победила! Укрепилась же, закрепилась в понимании и почти же что уже и принятии всего и вся: о тебе и… не только. Слышишь? Попрыгунчик! Если ты вновь и прыгать начал… хотя и вчера же еще клялся… прямо-таки и божился… что и закончил… и без малого же прям сейчас и здесь уже и собрался — не дай же мне вновь, как и повода тебя остановить!

И подойдя же ближе, облокотившись уже и правым же боком о примыкающую к окну стену с правой же стороны от парня, чтобы видеть хотя бы и половину его эмоций, как и правую же половину его лица вместе и со всем же телом, она только хотела продолжить свой ернически-саркастический поток фраз, но и вовремя же оборвала себя, приметив его же не только и всю внешнюю собранность и серьезность при и на фоне же полной внутренней разрухи и опустошенности, но и в комплекте же к его сейчас же и здесь недюжинной бледности. В сравнении же все и с прошлой же их встречей. Где пусть он был и не сильно да и не целиком же в принципе смуглый, светленький же скорее, но и не бледный же и совсем. Чуть и темнее же разве что в кистях рук, шее и лице — что и чаще же всего, как и видно, попадались солнцу неприкрытые же больно одеждой. Но и тут же ведь и даже они растворились, слились будто бы и со всем же и сразу. Как и ставшее же сразу, словно и плотной же маской, лицо, что было же просто сейчас непрошибаемо. Вместе и с широкими его светлыми бровями на низком и узком лбу, хмуро сведенными к курносому же носу. Где ведь даже и он же сам сейчас таким не казался — только лишь назывался: не подергиваясь никак и будто бы вовсе уже и не торча. Сровнявшись совсем и всеми же словно. Как и еле же и так проглядываемые скулы из-за слегка и пухлых щек, что и сами же сейчас были поджаты и сжаты, вжаты, вместе и с небольшим округлым подбородком и челюстями, за плотно же сомкнутыми и узкими губами. Он думал. Думал и размышлял. Собирал и пересобирал. Переламывал и перепиливал себя. А в этот же момент не только мешать и отвлекать было нельзя, но и эмоции с чувствами и ощущениями рассмотреть и понять было никак. Он знал их только сам и про себя. И только же сам мог ими поделиться — если бы хотел и захотел, конечно. И если же знал. Все и как оно, на самом деле, есть!

И вот если же новое пока и еще было в основном хорошо забытым старым, как и старым добрым, то вот этот коротко стриженный русоволосый парень, ее же сверстник и однокурсник так некстати для нее же самой и похожий на Никиту и с данным же ему именем от рождения Святослав, а для своих же просто Свят, был для нее ведь триггером и самым же что ни на есть незакрытым гештальтом. Но и, что еще интереснее, изначально и до еще задания они ведь и не знали друг о друге совершенно ничего. Банально — друг друга же не знали. Как и о существовании и нахождении же поблизости, пребывании где-то рядом другого или другой. Только слышали. И через вторые или третьи уши. Имея лишь слабое представление друг о друге как в принципе, да