The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

например, отделение воинов от простолюдинов в Эдо в период правления Токугава. И наоборот, трудно решить, оставались ли ирландцы в промышленных и портовых городах ранней викторианской эпохи и чуть позже в Северной Америке на низших ступенях социальной иерархии по социальным или по "этническим" (что в данном случае означает и религиозным) причинам. Ирландцы были "белыми", но оттенков белизны у них было много.

Таким образом, при ближайшем рассмотрении идеальный тип колониального города теряет свои четкие контуры. Не каждый город на территории колонии становится типичным колониальным городом, и не следует преувеличивать различие между колониальным и неколониальным городом с аналогичными функциями. Тот факт, что и Мадрас, и Марсель являются портовыми городами, вероятно, означает, что-то общее, что их объединяет, с лихвой перевешивает различие между колониальными и неколониальными городами. С другой стороны, в мировом развитии городов было нечто похожее на колониальный переходный период, длившийся с середины XIX до середины XX века. Если "пограничный город", характерный для Бостона, Нью-Йорка, Рио-де-Жанейро и Кейптауна, был инновацией раннего модерна в ранее не урбанизированных условиях, то "современный" колониальный город европейского происхождения накладывал свой отпечаток на старые городские культуры Северной Африки и Азии и порой вызывал их сопротивление. Никогда ранее в истории европейские городские модели не оказывали такого влияния на остальной мир. Колониальный город, в строгом смысле этого слова, исчез вместе с колониальными империями. Сегодня он предстает как перевалочный пункт на пути к постколониальному мегаполису современности, эволюция которого отошла от прежних европейских моделей и подпитывается отчасти местными, отчасти глобальными источниками - динамикой, которая не является специфически европейской или западной.

 

Колониальная вестернизация

Колониальное прошлое и последующее превращение в мегаполис настолько вариативно связаны друг с другом, что общие утверждения трудно обосновать. Из десяти крупнейших городов мира в 2000 г. только один был бывшей имперской метрополией - Токио, или два, если считать Нью-Йорк центром американской мировой гегемонии. Важнейшие имперские метрополии периода между 1850 и 1960 годами - Лондон и Париж - давно перестали занимать первые места по численности населения, но обеспечили себе статус "глобальных городов", то есть узловых точек на высшем уровне мировой городской системы и многократного сосредоточения мирового управляющего потенциала. Современные глобальные города (за исключением Лондона), за исключением Токио, Нью-Йорка, Лондона и Парижа, не имеют такого статуса, поскольку в свое время были колониальными метрополиями. Кроме Токио, все десять городов-лидеров (даже Нью-Йорк!) когда-то были "колониальными городами", хотя и по-разному и в разные периоды времени. Когда в 1905 г. Сеул попал под японское колониальное господство, Мехико уже имел за плечами почти столетнюю постколониальную историю. Каир был формально колонизирован всего тридцать шесть лет (1882-1918 гг.), Батавия/Джакарта - 330 лет (1619-1949 гг.). Не пошли по пути мегаполизации и другие колониальные города - Кейптаун, Ханой, Дакар и др. ведут относительно скромное существование. Центры некогда великих колониальных империй, такие как Мадрид или Амстердам, превратились в туристические центры среднего уровня. Города, которые по каким-либо иным, кроме чисто статистических, меркам также можно было бы отнести к мегаполисам - например, Бангкок и Москва - никогда не были колонизированы, а Шанхай - был, но только в совершенно особой, ограниченной степени.

Эпоха колониальных городов была неспецифической подготовкой к эпохе глобальных сетевых мегаполисов, и очень легко задаться вопросом, оказалось ли колониальное прошлое преимуществом или недостатком для сегодняшнего дня. Наиболее безопасной была бы отрицательная формулировка: колониальное прошлое не было ни необходимым условием, ни основной причиной городского взрыва с середины ХХ века, а предыдущее "обладание" колониальной империей не является гарантией ведущего места города в постколониальном мире.

Неоевропейские пограничные города в колониях (доминионах) британских поселенцев, прежде всего в Австралии, а также в Канаде (особенно западной) и Новой Зеландии, представляют собой своеобразный тип. Они являются прямым продуктом европейской колонизации и практически не имеют "гибридных" черт. Поскольку они не были вписаны в уже существовавший городской ландшафт, а формировались в условиях приграничья, они не соответствуют идеальному типу колониального города, как он был определен выше. Австралийские города также не были простыми копиями британских, как испанские поселения в Америке, при всех их местных различиях, по сути, воспроизводили испанскую модель. Больше всего они напоминают города американского Среднего Запада, ключевое продвижение которых пришлось на тот же период. В отличие от колониальных городов Азии или Северной Африки, австралийские города развивались непрерывно. Здесь не было внезапной деколонизации, а шел медленный, постоянный и мирный процесс политической эмансипации в рамках британской конституции. Экономически австралийские города оставались "колониальными" до тех пор, пока зависели от лондонского финансового рынка (который постепенно менялся после 1860 г.), пока представляли рынки Британской империи, для которых не существовало альтернатив, и пока их внешняя торговля осуществлялась в основном агентствами британских фирм.

Одним из ярких новшеств колониализма XIX века стал договорной порт. В Азии и Африке правители обычно ограничивали торговую деятельность иностранцев специальными зонами и старались контролировать их как можно жестче. Торговцам предоставлялись определенные права на проживание. После 1840 года, когда Китай, Япония и Корея один за другим открылись для международной торговли, даже самому фанатичному свободному торговцу стало ясно, что эти экономические пространства не могут быть "пронизаны" только беспрепятственным действием рыночных сил. Необходимы особые институциональные формы, за которыми, в конечном счете, стоит угроза применения военной силы. Ряд "неравноправных договоров" предоставлял западным странам односторонние привилегии, в частности, иммунитет от судебных исков в азиатских судах, устанавливались торговые режимы, лишавшие местные власти контроля над таможенной политикой. В некоторых городах, открытых для иностранцев в соответствии с положениями договоров (не все из которых были договорными портами), небольшие центральные районы даже выводились из-под юрисдикции местного государства и переходили под управление либо иностранных консулов (концессии), либо самоуправляемых иностранных торговых олигархий (поселения).

Общее значение этих экстерриториальных анклавов, или портовых колоний, как их еще называли, не стоит преувеличивать. В Японии они несколько лет были главными воротами для западных влияний, но после 1868 г. вскоре утратили свое значение, поскольку модернизационная политика государства Мэйдзи перешла к безоговорочному сотрудничеству с Западом. Они не играли большой роли в урбанизации Японии. Йокогама - единственный из крупных городов страны, основанный как договорной порт. Первые иностранцы поселились в нем в 1859 году, а уже через тридцать лет население портового города составляло 120 тыс. человек (в основном, конечно, японцев) - рост был столь же стремительным, как и во Владивостоке, основанном через девять лет после Иокогамы.

В Китае договорные порты имели гораздо большее значение. Тем не менее, из 92 портов, получивших этот статус к 1915 г., только