Запретная королева - Анна О'Брайен

Я не ошиблась: еще по пути от пристани к главному входу Глостер послал вперед пажа, чтобы тот срочно вызвал меня в главный зал для аудиенций. Именно вызвал, а не попросил прийти.

Таким образом, ожидалась пронзительно холодная и максимально официальная конфронтация.

Некоторое время я приводила себя в порядок; сначала хотела надеть платье из золотой парчи, отделанное мехом горностая, но потом отказалась от этой идеи, чтобы не распалять ярость Глостера еще сильнее. При этом я никуда особо не торопилась и со всех ног к нему не бежала.

– Думаю, я должна пойти туда одна, – сказала я, увидев Оуэна, ожидавшего меня у подножия лестницы: опрятный, обходительный и вполне солидный в длинной, до середины голеней тунике из темного дамаска, с золотой цепью на шее. В общем, типичный королевский дворцовый распорядитель, явившийся для доклада.

– Вы уверены? – мягко спросил мой муж.

– Если мы выйдем к Глостеру вдвоем, будет только хуже. Вы же сами говорили, что это лишь еще больше восстановит его против нас.

Когда я проходила мимо Оуэна, его рука поймала соболиную оторочку на моем рукаве. Никакой мягкости в этом жесте не было.

– И вы всерьез полагаете, будто я позволю вам в одиночку предстать перед Глостером?

– Так было бы лучше.

– Было бы, но не будет. Я буду вас сопровождать.

Испытав большое облегчение, я на миг сжала руку Оуэна.

– Конечно, он еще может образумиться, – рассудительно сказала я, – и согласиться с тем, что сделанного не воротишь.

Я предпочла не обращать внимания на недоверчиво-предубежденное выражение Оуэна.

Встреча была очень недолгой. Глостер не продемонстрировал ни элементарной учтивости, ни даже хороших манер, которые он так страстно пытался привить юному королю. Оуэна он вообще проигнорировал, и, хотя обращался ко мне так, будто моего супруга здесь не было, атмосфера между двумя мужчинами была пропитана свирепой враждебностью.

– Выходит, все это правда, – сказал герцог; он произнес это очень тихо, но от этого его заявление не стало менее угрожающим.

– Да.

– Не вижу смысла попусту тратить на вас время. Вы, вы оба, – Глостер смерил нас злобным и презрительным взглядом, – явитесь в Вестминстер. И предстанете перед Королевским советом, чтобы объяснить свое неподобающее поведение.

Он еще раз оглядел меня с ног до головы, словно пытался рассмотреть мой увеличивающийся живот, однако под толстыми складками бархата это было невозможно. Я стояла подчеркнуто прямо и не сводила глаз с враждебного лица Глостера.

– Я, разумеется, согласна последовать за вами, – ответила я, словно не заметила, что это было не приглашение, а приказ. – И все объяснить Совету. Уверена, там меня выслушают и проявят великодушие.

Глостер удалился молча, без каких-либо комментариев, унося за собой шлейф исходившей от него злости.

– Что ж, все прошло хорошо, – заметил Оуэн, наблюдая за тем, как наш гость направляется к своей барже. – Думаю, Глостер образумился; вам так не кажется?

Хотя я смело разговаривала с герцогом, в моем сердце был страх. Я знала, что все закончится чем-то вроде этого.

Мы с Оуэном посетили заседание Королевского совета, как нам и было велено. Мы не могли бы уклониться, да и не хотели этого. Поэтому явились туда, имея при себе спрятанное в складках туники Оуэна свидетельство о нашем браке, – документ был подписан ужасными каракулями отца Бенедикта, – а также мой живот, все еще искусно замаскированный пышными юбками. Лица сидящих в зале были мне знакомы: это были лорды, светские и клерикальные, явившиеся вершить суд над вдовствующей королевой и ее безродным, неприемлемым избранником.

Когда в зале Совета объявили о нашем прибытии, совсем как во дворце, нас встретила целая палитра эмоций. Преобладали негодование и похотливый интерес. Однако проглядывало и некоторое сочувствие: один из епископов принес мне табурет. Шагнув вперед, чтобы сесть, я посмотрела на Оуэна, стоявшего рядом со мной; на его лице застыла маска холодной учтивости, но затем он ласково улыбнулся мне, и я ему ответила. Что бы они сейчас ни сделали, им не удастся разрушить наш союз.

Я могла сколько угодно улыбаться Оуэну, но в моих жилах пульсировал страх, и я знала, что на душе у моего супруга тоже неспокойно. Если бы он был с мечом, его ладонь сейчас лежала бы на рукояти. Кто знает, на что может подбить Глостер подвластных ему членов Совета? Что, если, признав мою неприкосновенность, они решат отыграться за мою несговорчивость на Оуэне? Заточение в казематах лондонского Тауэра не казалось мне чем-то невозможным. Мой муж тоже это понимал. Накануне ночью мы с ним обсуждали варианты развития событий.

– А что, если они бросят вас в тюрьму? – спросила я тогда.

– Они этого не сделают.

Я не разделяла его уверенности, но развивать свою мысль не стала: я любила Оуэна еще и за то, что он считал необходимым самостоятельно выдергивать занозы проблем из моего мозга, напоминая при этом черного дрозда, который резким движением клюва срывает зимой ягоды боярышника. Хватит ли моей влиятельности на то, чтобы спасти Оуэна? У меня имелись по этому поводу большие сомнения. Потому что никакой влиятельностью я не обладала. Теперь же я собрала всю свою решимость и обеими руками сгребла отвагу до последней капли, чтобы противостоять направленной против нас атаке. Когда Глостер высадился у нас в Виндзоре, у него в приступе бешеной ярости просто не нашлось слов. Но сегодня – совсем другое дело.

– Вы нарушили официальный указ, мадам. Преступили закон этой страны.

К этому времени я еще не уселась как следует, продолжая снимать перчатки и расправлять складки своих юбок.

– Да, милорд, – ответила я. – Нарушила.

Мы с Оуэном детально обсудили, как будем вести себя во время этой встречи. Хотя сейчас он и не прикасался ко мне, я спиной чувствовала его напряжение, звеневшее, как туго натянутая струна лютни.

– Вы знали, о чем гласит закон.

– Знала, милорд.

Ничто не сможет меня поколебать.

– И все же решили – преднамеренно решили – его нарушить!

Я встала, протянув перчатки Оуэну. Лучше я буду стоять и смотреть членам Совета в лицо. Как я могу отстаивать величайшую цель своей жизни, глядя на них снизу вверх?

– Преднамеренно? – повторила я; голос мой стал громким, но не слишком – как раз в меру. Я должна была исполнить свою роль и потому позволила себе медленно обвести взглядом ряды собравшихся людей, которые будут судить о моих актерских талантах. – Милорды, я влюбилась совершенно непреднамеренно. Таким образом, я не собиралась заранее преступать закон. Но когда мои чувства взяли надо мной верх и я пожелала выйти замуж, – вот тогда это случилось. Вероятно,