Откровение - Юрий Никитин

Брови сэра Гальда всползли еще выше, а глаза стали вдругкруглые, как щиты англов:

— Сэр Томас! А где ваши крылья?

— Крылья? — удивился Томас. Он обеспокоено пощупалсебя по спине, с облегчением перевел дух: — Как вы меня напугали, сэр Гальд!Мне только этой гусиности недоставало. На шлеме, понятно, но чтоб еще и наспине...

— Но крылья, — прошептал сэр Гальд, — всякаядуша с крыльями...

— И моя тоже, — воскликнул Томас, — наверное,тоже! Но она там, внутри, а я — снаружи. И мне нужен хехалот!

Рыцарь отступил на шаг, мясистое лицо обрело синюшныйоттенок:

— Так вы, значит, во плоти? А я ломаю голову, как этосэр Томас... тот самый сэр Томас... да здесь в раю! Тогда кого же в ад?.. И выпосмели явиться в гнусной плоти, подверженной всяким страстям, похоти,чревоугодию, низменным порокам...

Он поперхнулся слюной, закашлялся. Олег ткнул Томаса в бок,тот пригнулся, попятился в кусты. Над садом стремительно неслись, быстроснижаясь, два крупных ангела в белых одеждах. Полотно трепетало по ветру,золотые волосы красиво развевались. Олег придержал Томаса за плечо, они приселиза кустом, сэр Гальд недоумевающе повел все еще красными от праведного гневаочами по сторонам, и тут на него и кусты роз обрушилась волна жара. Громкозахлопали крылья. Ангелы рухнули с обеих сторон сэра Гальда. Он вскинул головув недоумении, а Томас только ахнул, когда ангелы заломили доблестному знатокугеральдики руки за спину и, вместо того, чтобы взмыть, с грохотом провалилисьсквозь твердь.

Донесся удаляющийся крик. Олег выждал, огляделся, подошел кдыре, опасливо вытягивая шею. Отверстие, похожее на небольшую полынью для ловликрупной рыбы, затягивалось быстрее, чем шнурок на калите скряги. Томасвскрикнул негодующе:

— Что стряслось? За что?

Олег подумал, закрыл глаза. Томас сопел в ярости, топал, нокалика думал долго, основательно. Наконец глубоко вздохнул, словно пробуждаясьот долгого сна, огляделся:

— Ну что, пойдем?

— Сэр калика, — прорычал Томас. — Что с сэромГальдом? Что эти... в перьях? Уж не снизу ли, дабы не дать ему сказать, гдеЯра?

— Ну что ты, — сказал калика успокаивающе, —просто закон для всех одинаков.

— Какой закон?

— Не оставившие потомства в рай не допускаются.

Томас отшатнулся:

— Ну, закон верен... нечего пустоцветами засорять этисады... но у сэра Гальда были дети! Я даже внуков видел!

Калика с сочувствием развел руками:

— Значит, погибли.

— Но при чем здесь сэр Гальд? — вскричалТомас. — Не он же убил!

— Но не дал им достаточно жизненной силы, —ответил калика невнятно. — Или хитрости, изворотливости. Пусть дажетрусости, которая спасла бы от меча, предупредила бы о беде. Сэр Томас, нетсовершенных законов! Даже у вас в Британии, разве законы не приближенные?

— Как это?

— Кто скажет точно, кому голову с плеч, а кого втюрьму? А если в тюрьму, то на сколько?.. Круглые цифры всегда врут, сэр Томас.

— При чем здесь круглые цифры?

— А то, если кому-то в тюрьму, скажем, на два года, тоэто приблизительная оценка. На самом же деле должно быть, скажем, два года,месяц, шесть дней и три часа с минутами. Или год, одиннадцать месяцев, восемьдней и три часа с минутами. Но судьи пока не могут добиться такой точности. Аздесь и подавно! Здешние законы очень древние, а меняются медленно... Так чтосэр Гальд пострадал за нерасторопность своих потомков. Ясно? Но все же давайотсюда выберемся побыстрее. Неизвестно, что расскажет по дороге.

Томас повесил голову. Калика слышал, как он брел сзади,бормоча:

— За грехи отцов — понятно... но за грехи внуков,правнуков?..

Лязгнуло. Судя по короткому грохоту, сэр Томас вздрогнул илизябко повел плечами. Впрочем, подумал он, утешая себя, сэр Гальд, знатокзаконов рыцарства, похоже, тоже потомок того... десятого.

По ту сторону кустов неспешно шел нечесаный человек в беломхитоне. Лебяжьи крылья свисали, будто никогда не пользовался. Лицо выгляделодерзким, через щеку тянулся длинный шрам. В правой руке держал длинный

прут, коим время от времени сшибал головки цветов.

Томас сделал движение вылезти, с таким и поговорить можно,но рука Олега предостерегающе сжала железное плечо. Человек на ходу смачносплюнул в ту сторону, где они прятались, промахнулся в головку розы, выругалсяи пошел вдоль цветущей аллеи, насвистывая похабную песенку.

Томас сердито смотрел ему вслед:

— Что это за мерзавец? С такой-то рожей в раю? Или ячто-то не понял...

Калика успокоил насмешливо:

— Ты все понял правильно. Это разбойник Рах, которомуИисус сказал на кресте: «Сегодня же будешь со мной в царстве небесном». КогдаХристос явился наверх, этот тип уже встречал его... и его прародителей, у вратнебесных. Ну, пойманный на слове Иисус провел его через ворота... ну, гдескорее верблюд через игольное ушко...

Томас спросил подозрительно:

— А почему поспел раньше Иисуса?

Калика удивился:

— А разве не всегда так?.. Впрочем Иисус после смертисперва спустился в ад, вывел оттуда Адама и Еву. Тоже, если по справедливости,не за праведность или другие заслуги, а лишь за то, что прародители. Так же и сразбойником. Сколько их было распято, повешено, обезглавлено в тот же день вдругих краях! Даже достойных людей, но никто не попал в царство небесное! Не всправедливости дело, а в том, чтобы подсуетиться вовремя возле могучегочеловека. Как этот Рах. Лизнул вовремя, вот и гадит теперь в райских кущах.

— Ну что ж, — отрезал Томас сердито, — висламский рай мерзавец проник хитростью, а в наш — по доброте сердца Христа,который на кресте брякнул, не подумав... Да и плохо на гвоздях думалось, не такли?

— Гм...

— А вообще он, — сказал Томас, все еще не всостоянии успокоиться, — этот... десятый. Ну, которого слепили из этих...Хорошие люди плодятся как хорошие яблони, да и то дичают без ухода, а этиразмножатся как египетские мухи.

Олег скупо усмехнулся разбитыми губами:

— Мудреешь, сэр Томас. Скоро не будешь знать, за какойконец меча браться.

Ряды рыцарей-праведников среди зелени множились, словногруппировался могучий рыцарский клин. Над кустами изредка проносились райскиептицы, яркие и щебечущие, Томас злобно смотрел им вслед:

— Что с того, что мы на небе?.. На первом, а это всеравно, что там, на земле. Ярослава наверняка на седьмом, чую. Сколько,говоришь, от первого до того? Пятьсот лет на самой быстрой колеснице?