Мир пауков. Маг. Страна призраков - Колин Генри Уилсон

Отстраненно глядя на костер, Найл с интересом ощущал между собой и пауком некий контакт – неявный и вместе с тем стойкий, какой бывает между давно знакомыми людьми. А ведь повстречались-то они всего несколько часов назад. И тут его пронзило осознание, каково это: быть пауком, находиться в непрерывном контакте с умом каждого из сородичей.

Контакте, разумеется, не полном, иначе миллионы телепатических сигналов, исходящие одновременно ото всех, буквально оглушили бы отдельную особь. Просто каждый из пауков смутно сознавал некое всеохватное клубящееся марево, которое являл собой коллективный разум восьмилапых. И сила каждого паука исходила из несказанной мощи этого общего резервуара волевой энергии.

В сравнении с этим каждый человек обитает сам по себе, в подобии одинокого узилища. Чувство общности, единения со своими собратьями у него несравненно слабее. Вот почему воля у людей так зыбка, вот почему их так легко одолевает скука. Для ощущения цели люди вынуждены постоянно нагнетать в себе остроту чувства, интереса к происходящему. А все оттого, что им не удается прочувствовать глубинные основы своего бытия.

В самом же Найле, как видно, вызревало перерождение в иную человеческую сущность – такую, что способна внутренне сообщаться с умами собратьев. Да и не только с ними, а еще и с умами пауков и людей-хамелеонов. Причем с каждым днем эта плавная перемена становилась для него все ощутимее.

Из наступившей уже дремоты Найла вывела птица, пролетевшая невысоко над костром. Взгляд уловил лишь истаявший в темноте силуэт с двумя светлыми пятнышками по бокам – впечатление такое, будто пелеринку влекут две птицы поменьше. Когда силуэт возвратился, удалось различить, что светлые пятнышки – это концы необычайно длинных перьев, выступающие из крыльев на манер метелок. Помнится, на похожую птицу ему указал однажды Симеон, когда они по темноте пробирались в город жуков-бомбардиров; козодой, кажется.

Когда она появилась в третий раз – бесшумно, как сова, – паук-капитан сшиб ее влет ударом воли. Любопытно было взглянуть на оперение крыла. «Извини», – мысленно произнес Найл, нагибаясь над подергивающейся тушкой размером с ласточку.

И тут он заметил нечто примечательное. На одну из птичьих лап было нанизано черное, матово поблескивающее кольцо. Выходит, птица не дикая, а окольцованная хозяином. На секунду мелькнуло, что она, вероятно, из города жуков-бомбардиров, там кое-кто из людей держит ручных птиц: вон у Доггинза ребятишки даже голубятню соорудили в саду. Хотя если вдуматься, кому взбредет в голову приручать ночную птицу? Да и город находится в сотне с лишним миль отсюда.

Птица затихла, явно безжизненная.

«Зачем ты ее убил?» — спросил Найл.

«Я ощутил в ней что-то не то».

Найл указал на черное колечко: «Похоже, это лазутчик».

Они переглянулись, а поскольку умы пребывали в контакте, дальнейшие изъяснения были излишни.

«Так что, возможно, он нас ожидает», – предположил наконец Найл.

«Только вот птицы он лишился», – заметил капитан.

Над этим стоило поразмыслить. Хотя мало ли у Мага может быть шпионов.

Уловивший мысль Найла капитан спросил: «Получается, он ждет, но ты все равно намерен идти?»

«У меня нет выбора, – ответил Найл. – Мой брат поражен смертельным недугом. Я должен попытаться его спасти».

«У тебя есть какой-то план?»

«Нет. Я надеюсь на помощь богини».

Фраза была равнозначна плевкам через левое плечо, но паук, судя по всему, истолковал ее буквально и принял за ответ.

Не имело смысла рассказывать капитану, что в Страну Призраков Найл отправился, не ведая пути, а коли даже доберется, не будет знать, что предпринять. Правда в том, что если Маг уже предупрежден о приближении Найла, то наверняка подготовил ловушку. Тем не менее выбора не наблюдалось. На кону жизнь брата, и никуда от этого не деться.

Прежде чем забраться в спальный мешок, Найл ухватил его за нижние края и как следует встряхнул, чтобы избавиться от белой парши гигантского слизня. При этом пальцы наткнулись на что-то твердое; чтобы разглядеть, Найл прибег к помощи фонарика. Это был выдвижной мундштучок с пробочкой. Если в него дуть, на дне мешка пузырями вспухают подушечки, лежать на которых приятней, чем на мягком матрасе.

Найл воспринял это как добрый знак, немного сгладивший осадок от происшествия с ночной птицей. Однако, закрывая глаза, он вспомнил упражнение на дисциплину, которым овладел благодаря хамелеонам: сконцентрировать сознание, не поддаваясь сну окончательно. Вновь последовало ощущение полета среди зыбких образов, навеянных сном под шум ветра в высоких деревьях.

Очнулся он в темноте и, уютно лежа в расслабленной полудреме, слушал похлюпыванье волн озера о берег. Сквозь просветы в пологе листьев глядели яркие звезды. Иногда легонько задувал ветер, и в костре ненадолго оживал то один, то другой уголек; как видно, в забытьи Найл находился не больше получаса.

В этот момент он безошибочно ощутил, что кто-то вкрадчиво пытается прощупывать его ум, явно полагаясь на то, что Найл спит. Поэтому надо было сохранять полную пассивность. Если это капитан, то, увы: он-то думал, между ними установилось что-то похожее на доверительность. Тут ветром случайно нанесло на угли кусочек трута, отчего в костре блеснул прерывистый огонек. При этом стало видно, что капитан как ни в чем не бывало спит, подогнув под себя ноги.

На ум напрашивалось одно: это сам Маг. Хотя что бы ему дало прощупывание ума спящего путника?

По-прежнему недоумевая, Найл опять погрузился в сон.

Пробудившись на рассвете, он обнаружил, что капитана нигде нет. По ту сторону костра в отдалении ворошил клювом листву вальдшнеп. Миг – и на судорожно застывшую птицу из подлеска рванул капитан; после чего, словно извиняясь за бестактность, он увлек добычу в кусты.

Найл немного посидел, затем вылез из мешка на утренний холод и, выдернув пробку из мундштучка, скачал воздух. Добравшись по сырой от росы траве до озера, отыскал спуск поположе, присел на корточки и плеснул в лицо воды. Это простое омовение наполнило такой неизъяснимой бодростью, что он повернул к груди медальон и, усиленный приливом энергии, снял одежду и забрел в воду по самые подмышки. Хищников вроде того слизня опасаться было явно незачем, иначе здесь бы не водилась в таком изобилии рыба. Возле самой груди проплыла форель, да так бесцеремонно, что стало ясно: озерной живности совершенно невдомек, что человек может представлять собой опасность. Еще бы: место такое тихое, и безмятежное небо в обрамлении осенних листьев задумчиво глядится в недвижную воду.

Запнувшись о торчащую из ила корягу, Найл окунулся с головой. Проморгавшись и прокашлявшись, он увидел, как из кустов за ним подглядывает капитан, явно недоумевая, как этим людям хватает дурости по своей воле залезать в удушающую жидкость. Кстати, нашелся и ответ, отчего сухопутные пауки недолюбливают воду. В незапамятном прошлом она намачивала им тенета, что затрудняло ловлю насекомых; вдобавок крупные капли размером чуть не с самого паука грозили и вовсе добытчика смыть.