Агония СССР. Я был свидетелем убийства Сверхдержавы - Николай Зенькович

Вопрос. Хотят ли левые партии снова прийти к власти?

А. Квасьневский. Думаю, мы все стремимся, чтобы стать когда-нибудь у власти, а теперь в оппозиции немножко отдыхаем.

Г. Гизи. В настоящее время это не является актуальным. Посмотрим, что будет через несколько лет. Мы терпеливые.

Л. Кючуков. Мой ответ на вопрос такой: мы не стараемся вновь прийти к власти, потому что мы сейчас у власти, мы попытаемся ее удержать.

Д. Тюрмер. Мы тоже надеемся прийти к власти, и по секрету скажу, что придем.

П. Канис. Хорошо, если бы возникла возможность участия в коалиционном правительстве.

Однако вернемся к последней пресс-конференции Ивашко по итогам последнего, как оказалось впоследствии, пленума ЦК КПСС. Второе лицо в партии никак не прокомментировало сведения о создании движения демократических реформ Яковлева — Шеварднадзе.

— Поживем, — увидим, — сказал Владимир Антонович.

А вот на вопрос о возможном расколе ответил:

— Да, трещина в партии есть. Мы считаем, что иметь свое мнение группа партийцев может, но организационно оформлять фракцию нельзя. Как и записано в уставе.

И тут же рассказал байку о председателе колхоза, которого вызвали в райком «песочить» за финансовые нарушения. «Ты уж держись там покрепче», — напутствовали председателя односельчане. «Буду стоять, пока морды хватит!» — заверил своих земляков председатель колхоза. «Вот и мы так же, — добавил Владимир Антонович, — будем стоять, пока морды хватит. Я имею в виду Секретариат ЦК как центр политического единства».

Крылатую фразу о морде, правда, не совсем понятную, но смешную, подхватили многие газеты, сделав ее заголовком сообщения о пресс-конференции. После этого ЦК продержался всего один месяц.

Владимир Антонович вел заседания живо, интересно. Нередко свои выступления сдабривал различными забавными историями, притчами, побасенками. Видно, его обожали студенты, когда он читал лекции, — с таким преподавателем не соскучишься.

Некоторые притчи помнятся до сих пор. Однажды, чтобы остудить пыл полемизировавших, он рассказал такую шараду, предупредив, что разгадать ее — дело непростое.

— Представим себе кафе. Самое обыкновенное. Кооперативное, государственное или частное — не имеет значения. Зашли в это кафе три гражданина. Пообедать или поужинать — все равно. Сели за столик, подозвали официантку, сделали заказ. Официантка принесла все, что просили клиенты. Три гражданина просят принести им счет. Официантка приносит: пожалуйста, с вас тридцать рублей. Поскольку в трапезе участвовали трое, с каждого полагалось по десятке. Что они и сделали. Официантка прошла в свой закуток, проверила счет еще раз и обнаружила, что ошиблась. Трапеза обошлась троим гражданам в двадцать пять рублей. Официантка подозвала ученицу и говорит ей: видишь вон тех граждан, которые собираются уходить? Подойди к ним и верни пятерку сдачи. И подает ученице пять рублей — рублевыми ассигнациями. Ученица направилась к указанным гражданам, а сама себе думает: с чего это она будет отдавать им всю сдачу? Перебьются. И, застенчиво улыбаясь, вручает каждому из троих по одному карбованцу. А два рублика положила в кармашек передника. Граждане сдачу взяли. Значит, каждому трапеза обошлась в девять рублей. Девять умножайте на три. Сколько получаем? Правильно, двадцать семь. Плюс два карбованца осталось в кармашке ученицы. Итого двадцать девять. А было тридцать. Куда девался рубль?

Или вот такая притча.

— В Харькове дело было. В хрущевские времена. Любил Никита Сергеевич всякие совещания, слеты передовиков сельского хозяйства проводить. И, как правило, в Москве. Поездка в столицу в те времена даже для таких больших начальников, как председатели колхозов, была не рядовым событием. И вот собрали человек десять председателей из области и повезли в Москву, Никиту Сергеевича слушать. Приехали в Белокаменную, разместились в гостинице. Пришло время ужинать. Спустились в ресторан. Заказали еду, ну, и к еде кое-что соответственно. Тогда с этим делом напряженки не было. Приносят закуски, графинчики запотевшие. Налили по одной, по второй. Вот-вот должны горячие блюда нести. Опрокинули по третьей, остатки закусок подобрали. Новичок среди них попался, впервые в Москву приехал. Мнется, вроде хочет сказать что-то, да не решается. Что у тебя там, спрашивают у него. Да вот вроде икру заказывали, но не несут почему-то. Очень хотелось мужику икры попробовать, ни разу в жизни не приходилось. Компания переглянулась. Действительно, вроде икру не приносили. А заказывали ли мы ее, усомнился кто-то. Подозвали официанта. Заказывали, отвечает. Так почему тогда не несешь, если заказывали, повышают голос труженики сельского хозяйства. Да я вроде приносил, оправдывается официант, десять порций было. В специальной посудине, и показывает, в какой именно. Тут один из компании вроде как смутился. Да, говорит, была одна порция, так я ее «з’ïв».

Но вернемся к предпоследнему заседанию Секретариата. Шенин, в отличие от Ивашко, баек не рассказывал, председательствовал довольно энергично, и тем не менее просидели до девяти вечера. Назавтра с утра я принялся за подготовку сообщения для печати. Порядок здесь существовал такой. Текст, обычно шесть-семь машинописных страничек, передавался в общий отдел, где его регистрировали, ставили красный штамп. Оттуда отчет попадал Ивашко. Потом его читали другие секретари, и каждый считал своим долгом высказать какие-нибудь замечания. При этом, за исключением, пожалуй, Дзасохова, никто ничего не правил.

Александр Сергеевич иногда вносил серьезные коррективы, как правило, содержательного характера. Со многими из них нельзя было не согласиться, и я с благодарностью принимал их. Но немало было и вкусовщины, субъективизма, замены одних слов другими, которые ничего, кроме изменения строя фразы, не давали. Что же касается других секретарей, то их замечания в основном сводились к подчеркиванию отдельных словосочетаний и резолюциям на полях либо внизу страницы.

Резолюции были примерно такого характера: «Слова «партийные организации и комитеты» повторяются в абзацах № 1, 2, 3 на первой странице, в абзацах № 3, № 4 на второй странице» и т. д. Сначала я ничего не понимал, а потом узнал, что эти тексты секретари сами не читают, а передают помощникам, которые оценивают написанное со своей колокольни. Самое главное правило при подготовке любого аппаратного документа заключалось в том, чтобы не допустить близко стоящих одинаковых слов. Помощники и действовали согласно этому многолетнему правилу.

Напрасно я доказывал, что перед ними не аппаратный документ, а живой журналистский репортаж, написанный по законам этого жанра. На меня смотрели непонимающими глазами. И нередко довольно сурово отчитывали: почему такой-то секретарь, помощником которого был мой собеседник, дается в сообщении перечислением, через запятую, а такому-то отведено два абзаца? Не надо ссорить между собой секретарей, понижая голос, доверительно советовали мне, не надо никого выделять. Отводите каждому равное количество строк, и вами будут все довольны.

А читатели? — возражал я. Это же будет скучнейшая протокольная справка. Кто ее одолеет до конца? Репортаж и есть репортаж, он дает возможность высказать свою точку зрения по поводу развернувшейся дискуссии на Секретариате, изложить разные мнения, сопоставить их, сгруппировать вопросы по темам или оттенкам. Вы посмотрите, как пишут газеты о работе сессий Верховного Совета, съездов народных депутатов. Сколько умных наблюдений, выводов, критики, наконец! Авторы не заискивают перед депутатами, а смело и даже иронично препарируют их выступления. Потому эти материалы и читабельны.