Агония СССР. Я был свидетелем убийства Сверхдержавы - Николай Зенькович

Поздно вечером зашел к Дзасохову с его помощником.

Пробежав глазами новый вариант, Александр Сергеевич засомневался:

— А может, прежний оставим? Хотя ты его уже отозвал. Понимаешь, не нравится то, что вызвали кучу народа, — совсем как в старые времена.

— По-моему, председательствующий сознательно шел на это. И хотел, чтобы данное обстоятельство нашло отражение в газетном отчете, — перешел я с нормального на аппаратный язык, которым овладел довольно сносно. — Я понял так, что именно эту особенность заседания необходимо выпятить. Чтобы на местах, в обкомах и крайкомах, поняли: стал Шенин за главного в ЦК — и, соответственно, изменился подход к обсуждению вопросов на Секретариате. Наконец-то ЦК стал заниматься делом! Партийные комитеты должны воспрянуть духом.

— Ты так думаешь? — нахмурившись, спросил Дзасохов. Хотя видно было, что у него внутри идет борьба, распространяться на эту тему не стал. — Не лежит у меня душа к первому варианту, и все. Возврат к прежней, доперестроечной практике. Ладно, запускай второй вариант.

— Хорошо, — согласился я. — Только Шенин его не видел. Председательствовал-то он.

Об отношениях между Шениным и Дзасоховым мне тогда было неизвестно.

— Пусть это тебя не беспокоит, — сказал Дзасохов. — Главное, руководствоваться интересами дела. Чтобы оно не страдало.

Когда мы вышли из кабинета Дзасохова, его помощник спросил:

— Сегодняшний номер «Известий» видели? Обратили внимание на заметку с пресс-конференции Строева? Помните заголовок: «О партийном влиянии на привесы и надои»? Очевидно, он повлиял на решение Александра Сергеевича. Долбают партию в хвост и в гриву.

Двенадцатого августа в «Правде» вышел второй вариант сообщения о заседании Секретариата ЦК КПСС — без упоминания о выступивших министрах.

Документ для истории

Последнее заседание Секретариата ЦК КПСС состоялось 13 августа 1991 года. Однако предварительно вынесенные на рассмотрение вопросы были сняты с повестки дня. Вместо них предлагался один — о работе парторганизаций Компартии РСФСР в условиях действия указа Президента РСФСР от 20 июля 1991 года. По всему было видно, что вопрос возник неожиданно, к нему не готовились заранее. Во всяком случае, папка с материалами была пуста. Для меня это создавало дополнительные трудности, поскольку все приходилось ловить на слух. Полагавшиеся всегда проект постановления и пояснительная записка отсутствовали.

Услышав о внезапном изменении повестки дня, приглашенные обменивались вопросительными репликами: что бы это значило? Неужели Секретариат ЦК круто повернулся к первоочередным задачам дня?

Судя по всему, Олег Семенович Шенин именно это и имел в виду. Мы не должны обходить стороной острейшие вопросы, сказал он. В стране усиливается волна критики в адрес Политбюро и Секретариата ЦК КПСС за нерешительность, вялость, пассивность. Взять хотя бы известный указ Ельцина о прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР. Как воспринят этот антидемократический, антиконституционный акт на местах? Что предпринимают первичные партийные организации? Сохраняются ли уверенность и работоспособность кадров и актива партии?

На мой взгляд, Шенин довольно объективно обрисовал обстановку в своем вступительном слове. Сказав, что многие парторганизации заняли выжидательную позицию, надеясь, что Комитет конституционного надзора отменит распоряжение российского Президента, председательствовавший подчеркнул, что повсеместно выражается неверие в этот комитет. Департизация набирает темпы. Приводилось несколько примеров того, как отдельные руководители форсируют этот процесс. Начался он в органах МВД и КГБ, а сейчас перекинулся на «гражданские» объекты. Руководители Московской, Калужской и других областей издали распоряжения о роспуске партийных организаций в подведомственных им органах. Люди ждут четких указаний от ЦК, как им действовать в этой обстановке, а Политбюро, Секретариат ЦК ограничиваются туманными политическими заявлениями, общими декларациями, из которых ничего не понять.

После краткого вступления Шенин предоставил слово Манаенкову. Информация Юрия Алексеевича заняла минут двадцать. Главный вывод, к которому пришел Манаенков и которым он поделился с коллегами как человек, отвечавший в Секретариате ЦК за кадры партии и вопросы партийного строительства, — это то, что расчет на быстрый развал всех существующих партийных структур в трудовых коллективах не оправдался. Синдром самовосхваления, которым болела партия в течение многих лет, сказался и в следующей оценке ситуации, которую дал выступавший: она во многом если не смягчена, то выравнена решениями июльского пленума ЦК, развернувшейся дискуссией по проекту программы КПСС. Юрий Алексеевич не преминул польстить своим коллегам по столу: дескать, сыграли свою роль и соответствующие рекомендации Секретариата ЦК, руководства российской компартии. В областях же считали: как раз они и вызывали больше всего растерянность и непонимание на местах. В них не было главного — ответа на вопрос: что делать?

Обращаясь мыслями к тому заседанию и оценивая его с позиций послеавгустовских событий 1991 года, видишь невооруженным глазом жестокий стратегический просчет участников обсуждения в оценке ситуации, связанной с выходом известного указа российского Президента. Поехала крыша, а секретари не хотели этого видеть, убаюкивая себя сказочками о том, что большинство людей убеждены: КПСС — защитница социальных интересов трудовых слоев населения, а раз так, люди никогда не позволят ослабить, а тем более ликвидировать ее.

К лету 1991 года ситуация в стране резко изменилась, рейтинг КПСС сильно упал, она не находила прежней твердой опоры ни среди рабочих, ни среди крестьянства. Общий кризис, поразивший общество, не мог не затронуть и партию. О падении ее популярности у народа свидетельствовали и социологические опросы. Но лидеры КПСС не хотели этого слышать, им, пришедшим сравнительно недавно, год назад, к власти, хотелось быть руководителями великой, единственной, славной, родной.

Даже Прокофьев, лидер московских коммунистов — по моим наблюдениям, один из трезво мысливших и весьма критически настроенных членов Политбюро, — выступал на том Секретариате не в свойственной ему манере. Он явно благодушествовал, приводил почему-то только позитивную информацию. Чем это было вызвано? Не знаю. Но факт остается фактом: Юрий Анатольевич нарисовал такую благостную картину, что тревожиться за судьбу столичной парторганизации не было оснований. Из его слов явствовало, что после выхода указа Президента РСФСР горком приступил к выяснению точки зрения хозяйственных руководителей, секретарей парторганизаций по данному вопросу.

Согласно рассказу Прокофьева, были опрошены 450 директоров промышленных предприятий. И только двое из них заявили, что им не нужны партийные организации. Все остальные утверждали, что парторганизации являются опорой хозяйственным руководителям в формировании общественного мнения, в проведении экономических реформ на предприятиях. Приятно слушать такую информацию, не правда ли? Отражала ли она истинное положение дел в Москве, показали августовские события и последовавший вслед за ними распад городской парторганизации. Вот подлинная цена жарким заверениям об осуществлении мер по пересмотру структуры, стиля, методов и режима работы аппарата «с учетом необходимости смещения центра тяжести на территории и на нерабочее время».