Воины Карфагена. Первая полная энциклопедия Пунических войн - Евгений Родионов

Сразу после битвы легионеры принялись грабить вражеский лагерь и убивать кельтов, многие из которых до сих пор спали после попойки, которую они традиционно устроили перед битвой (Полибий, XI, 3, 1). Победа была полной, и когда Марку Ливию сообщили, что не вступавшие в бой или бежавшие лигуры и кельты уходят, а для их перехвата достаточно выслать один конный отряд, тот только отмахнулся: «Пусть останется хоть один человек, чтобы рассказать о нашей доблести и поражении врага» (Ливий, XXVII, 49, 8–9).

Бронзовый шлем. III в. до н.э. Британский музей, Лондон.

Данные наших источников о понесенных сторонами потерях расходятся необычайно сильно. Полибий говорит, что пало более десяти тысяч человек из армии Гасдрубала, включая кельтов, а у римлян около двух тысяч. Знатные карфагеняне в основном погибли, но общее количество пленных было велико, и выручка от их продажи составила больше трехсот талантов (Полибий, XI, 3, 2–3). Ливий называет совсем другие цифры: пятьдесят шесть тысяч пунийцев убиты, пять тысяч четыреста взяты в плен; римляне и союзники потеряли около восьми тысяч убитыми, зато освободили из плена более четырех тысяч римских граждан (Ливий, XXVII, 49, 6–7). Исходя из информации Ливия выходит, что численность армии Гасдрубала превышала шестьдесят тысяч человек, что само по себе невероятно, не говоря уже о таких больших потерях. Причина преувеличения, очевидно, лежит в желании римского историка сделать наиболее убедительным сравнение между битвами при Метавре и Каннах, которое он проводит в своем труде (Ливий, XXVII, 49, 5).

На следующую же ночь после сражения Клавдий Нерон ускоренным маршем повел своих солдат обратно в Апулию. Те немногие люди, которых они встречали по пути, разносили весть о победе, дошедшую вскоре до Рима, вызвав там взрыв небывалого ликования. Это было и не удивительно, ведь последние несколько дней все горожане буквально замерли в тревожном ожидании, гадая, чем же закончится авантюра Нерона. Новости об этой победе были настолько желанны, что поначалу им даже боялись верить. Теперь же уверенность в благополучном окончании войны укрепилась настолько, что вновь, как и в мирное время, активизировалась торговля, римляне стали заключать долгосрочные сделки, давать взаймы и возвращать долги (Ливий, XXVII, 50; 51, 1–10).

Тем временем солдаты Нерона всего за шесть дней преодолели расстояние от Метавра до Канузия, у которого по-прежнему стояла армия Ганнибала. Тот, по-видимому, так и не заметил, что часть стоявших напротив него римлян куда-то уходила. Не зная о перехваченном письме брата, он, конечно, не мог догадаться о назначенной ему встрече в Умбрии, как и о том, что происходило на Метавре. Но Нерон не упустил случая особым образом оповестить своего врага. По его приказу специально привезенную отрубленную голову Гасдрубала бросили к постам карфагенян, а в виду лагеря были выставлены захваченные в плен ливийцы, двоих из которых отпустили рассказать о битве. Теперь Ганнибал осознал, что последняя реальная надежда поправить дела в Италии провалилась. Война была проиграна, и единственное, что он еще мог сделать, – это задержаться на Апеннинском полуострове как можно дольше. Снявшись с лагеря, он вернулся на зимовку в Бруттий, который мог еще контролировать. Сюда же им были переведены все жители Метапонта и части Лукании, где он тоже сохранял свое влияние (Ливий, XXVII, 51, 11–13).

В конце лета сенаторы отозвали в Рим обоих консулов, причем Марк Ливий должен был привести и свою армию, так как после разгрома Гасдрубала для контроля над Цизальпинской Галлией было достаточно легионов претора Луция Порция. Консулы подошли к городу в один и тот же день. Доложив в сенате об исполнении своей должности, они в ознаменование одержанной ими великой победы попросили воздать благодарственные молитвы богам, а для себя разрешение войти в город с триумфом. Сенаторы согласились, а так как консулы действовали совместно, то и триумф должны были справить вместе, с той разницей, что Марк Ливий въезжал в город на колеснице во главе своих солдат, а Клавдий Нерон верхом и без войск. Тем не менее в глазах большинства римлян истинным героем был именно Нерон (Ливий, XXVII, 9, 1–16).

После того как Гасдрубал Баркид ушел в Италию, накал боевых действий в Испании несколько снизился, хотя и ненадолго. Под властью римлян находилось Средиземноморское побережье и почти вся восточная часть Пиренейского полуострова. Армия Гасдрубала, сына Гисгона, располагалась на юге, под Гадесом, а на смену Гасдрубалу Баркиду из Африки прибыло войско Ганнона, которое, объединившись с силами Магона, пополнилось новобранцами из племен Кельтиберии – северо-восточной части Центральной Испании (Ливий, XХVIII, 1, 1–4).

Именно по группировке Ганнона и Магона Сципион задумал нанести главный удар кампании 207 г. до н. э. Всю операцию он поручил пропретору Марку Юнию Силану. Взяв с собой не более десяти тысяч пехоты и пятисот всадников, Силан выступил навстречу врагу, причем двигался такими глухими дорогами и настолько быстро, что до пунийцев не успели дойти даже слухи о его приближении. Когда до расположения противника оставалось миль десять, местные проводники и одновременно разведчики донесли Силану, что впереди по дороге находятся два лагеря. Левый занимают кельтиберы, всего более девяти тысяч человек, а в правом базируются собственно карфагеняне. Выбрать, на кого напасть первыми, не составило труда: если пунийский лагерь был охраняем по всем правилам, то у кельтиберов, чувствовавших себя на родной земле в безопасности, караульная служба была поставлена из рук вон плохо (Ливий, XXVIII, 1, 5–8).

Чтобы не быть замеченным карфагенянами, Силан повел свою армию левее и, подойдя к кельтиберскому лагерю на три мили, дал солдатам передохнуть и поесть. После этого, выстроившись в боевой порядок, римляне пошли в атаку. Так как местность была усеяна поросшими кустарником холмами, приближение римлян заметили, только когда они были уже в миле от лагеря. Прозвучал сигнал тревоги, воины начали вооружаться, а для организации обороны из пунийского лагеря прибыл Магон. Он вывел кельтиберов из лагеря, всего четыре тысячи тяжелой пехоты и двести всадников, оставив легкую пехоту в резерве. Бросив друг в друга дротики, армии сошлись врукопашную. Здесь все преимущества оказались на стороне римлян, привыкших сражаться в плотном строю и соответствующим образом вооруженных. Прижатые к валу своего лагеря, кельтиберы не имели возможности маневрировать и скоро были почти поголовно истреблены. Спаслись только те, кто вместе с Магоном бежал в самом начале боя (этих, впрочем, было не так и мало: до двух тысяч пехотинцев и вся конница). Подошедшие на подмогу карфагеняне тоже были разбиты, а их командир Ганнон попал в плен. Магон и часть уцелевших – почти вся конница и те, что остались от прежнего состава пехоты, – добрались до Гадеса, занимаемого армией Гасдрубала, сына Гисгона, а новобранцы кельтиберы разошлись по домам (Ливий, XXVIII, 1, 9; 2, 1–12).

Теперь, после ликвидации армий Ганнона и Магона, в Испании оставалась только группировка Гасдрубала, сына Гисгона, и за нее Сципион решил взяться лично. Однако, узнав о приближении врага, пунийский военачальник нашел способ избежать генерального сражения. Он распределил свою армию по подвластным городам юга Испании, так что римлянам пришлось бы по очереди штурмовать каждый из них. Сципиону это показалось хоть и выполнимым, но чересчур долгим делом, и он повернул назад (Ливий, XXVIII, 2, 13–16; 3, 1).