Воины Карфагена. Первая полная энциклопедия Пунических войн - Евгений Родионов

Несмотря на то что бой, по-видимому, длился не очень долго и значительную часть своих сил Гасдрубалу удалось увести, карфагеняне понесли довольно ощутимые потери. Убито было восемь тысяч, пленных оказалось десять тысяч пехотинцев и две тысячи всадников (Полибий, Х, 40, 1; Ливий, XXVI, 18, 20; 19, 2). Как и раньше, иберов отпустили без выкупа, а карфагенян продали в рабство. Тут же римское войско пополнилось новыми союзниками, и иберы вновь на переговорах называли Сципиона царем. Ситуация для него была довольно неудобная, ведь в республиканском Риме слово «царь» было равносильно слову «тиран», а любые претензии полководца на усиление собственной власти могли восприниматься как попытка мятежа. Помня об этом, Сципион через глашатаев объяснил, что желал бы только, чтобы его считали человеком с царственной душой, но не считали и не называли бы царем. Единственный титул, который он признавал для себя подходящим, был просто «военачальник». Такая скромность, естественно, еще больше укрепила его авторитет и среди римлян, и среди иберов (Полибий, Х, 40, 2–7; Ливий, XXVI, 19, 3–6).

Когда происходила продажа пленных, случилось событие, имевшее для римлян исключительно важные последствия. Из всей толпы ливийцев внимание квестора, ведающего торгами, привлек необычно красивый юноша. На вопрос, кто он, пленник ответил, что принадлежит к царскому роду. Квестор отправил его к Сципиону. Юноша назвался Массивой, племянником нумидийского царя Масиниссы. Сципион не мог упустить такого случая заставить вражеского командира почувствовать себя в долгу пред ним и, щедро одарив Массиву, отпустил его, дав сопровождающих до любого места, какое тот ни пожелает (Ливий, XXVI, 19, 8–12).

Перед Сципионом встал выбор: пытаться ли преследовать Гасдрубала, не давая ему прорваться в Италию, или заняться оставшимися пунийскими армиями в Испании, пока они не объединились и не свели на нет все, чего он достиг до этого. Недолго раздумывая, молодой проконсул выбрал второе. Таким образом, одержанная победа не дала римлянам практически никаких преимуществ: Гасдрубал мог теперь беспрепятственно идти в Италию, а понесенные им потери было легко возместить наборами добровольцев из местных племен. Пресечь прибытие подкреплений Ганнибалу на дальних подступах не удалось.

Вскоре выяснилось, что, отступая с поля битвы к Тарракону и отказываясь от преследования Гасдрубала Баркида, Сципион не только «отпустил» его в Италию, но и не предотвратил его соединения с армиями Магона и Гасдрубала, сына Гисгона, которые подошли к нему из Западной Испании спустя несколько дней после битвы при Бекуле. С подкреплениями они опоздали, но зато получили возможность согласовать свои дальнейшие действия. Положение, в котором находились карфагеняне, было по-прежнему сложным. По словам Гасдрубала, сына Гисгона, они могли рассчитывать на верность только племен, проживавших на крайнем западе и юге полуострова, и то лишь пока до них не дошли сведения о римлянах и их новом полководце – Сципионе. Его коллеги согласились, что единственный способ удержать иберов от перехода к римлянам – это отправить их подальше от Сципиона, например, в Галлию и затем в Италию. Исходя из этого, все иберийские отряды войска Магона были переданы Гасдрубалу, сыну Гисгона, который должен был уйти на запад, в Лузитанию, и в сражения с римлянами не вступать, а Гасдрубалу Баркиду тоже предстояло пополнить свои потрепанные войска иберами. Магон отправлялся на Балеарские острова вербовать новых наемников, а Масинисса должен был довести численность своих всадников до трех тысяч и разорять области, подконтрольные римлянам. Решив так, карфагеняне разъехались готовиться к новой кампании (Ливий, XXVII, 20, 3–8).

Задача, вставшая перед римскими сенаторами в конце 208 г. до н. э., была не из легких. После чувствительных потерь и более чем скромных достижений в Италии за прошедшую кампанию им предстояло подготовиться к вторжению новой пунийской армии, которую вел Гасдрубал. Для этого в первую очередь надо было назначить способных полководцев, достаточно храбрых, чтобы не убегать от врага, но и не настолько горячих, чтобы не дать завлечь себя и армию в засаду. Из всех имевшихся в наличии полководцев в качестве первой кандидатуры рассматривался Гай Клавдий Нерон, тот самый, что уже воевал в Испании до Сципиона и отличился тем, что позволил обмануть себя Гасдрубалу. Эту неудачу ему, впрочем, простили и считали вполне подходящим для новой должности, только излишне вспыльчивым и скорым на решения.

По мысли сената, недостатки характера Нерона должен был уравновесить другой консул, и наиболее соответствующим «антиподом» для него был признан Марк Ливий Салинатор, бывший консулом в 219 г. до н. э., успешно сражавшийся в Иллирии, но обвиненный в незаконном присвоении военной добычи после войны. Остро переживая обиду, Марк Ливий демонстративно не участвовал в общественной жизни и даже не стригся и не брился, а когда ему предложили должность, долго отказывался. Но, как ни удивительно, получилось так, что никто, кроме него, в коллеги Гаю Клавдию Нерону не годился – Фабий Максим, Валерий Левин и Тит Манлий происходили из патрициев, а по закону в пару к патрицию, каким был Нерон, полагался плебей. В итоге Марк Ливий согласился и вновь стал консулом (к тому времени уже постриженный и побритый). Впрочем, даже после этого он не забыл допущенной к нему несправедливости, и когда перед выступлением в поход осмотрительный Фабий Максим советовал ему начинать сражение, только хорошо изучив своего врага, Марк Ливий ответил, что, как увидит врага, так и станет с ним биться. Когда же его спросили, зачем так торопиться, ответ был весьма примечательным: «Я либо прославлюсь победой над врагом, либо порадуюсь беде сограждан: они того заслужили, хотя чести это мне не прибавит» (Ливий, XXVII, 40, 9).

Правда, существовала еще одна проблема, касающаяся новых консулов, и заключалась она в том, что Нерон и Марк Ливий относились друг к другу настолько неприязненно, что это ни для кого не было секретом. Поскольку вопрос взаимодействия армий имел принципиальное значение, по инициативе Квинта Фабия Максима сенат заставил примириться давних врагов, по крайней мере внешне (Ливий, XXVII, 35, 5–9).

В соответствии со жребием Гаю Клавдию Нерону досталось вести войну против Ганнибала в Бруттии и Лукании, а встречать Гасдрубала в Галлии выпало Марку Ливию Салинатору. Общее количество легионов увеличили на два (всего двадцать три), а по фронтам они распределялись так: четырьмя командовал Сципион в Испании, по два у каждого консула, два «штрафных» легиона по-прежнему на Сицилии (Гай Мамилий), два на Сардинии (Авл Гостилий Катон), два в Бруттии (Квинт Фульвий Флакк), два в Таренте (Квинт Клавдий), два в Этрурии (Гай Теренций Варрон), один в Капуе (Гай Гостилий Тубул), два в Цизальпинской Галлии (Луций Порций Лицин) и два для защиты Рима (Гай Гостилий Катон) (Ливий, XXVII, 36, 10–14). Таким образом, только в Италии действовали пятнадцать легионов, из них семь на юге и восемь на севере.

Как и в предыдущие годы, при проведении мобилизации не удалось избежать трудностей. Людей не хватало, что нагляднее всего показала перепись, организованная в том же году. Теперь римских граждан насчитывалось всего сто тридцать семь тысяч сто восемь человек, в то время как за десять лет до этого их было двести семьдесят тысяч двести тринадцать (Ливий, XXVII, 36, 7; Содержание, 20). Вследствие этого солдат набирали даже в приморских поселениях, которые раньше были освобождены от обязанности выставлять новобранцев (Ливий, XXVII, 38, 1–5).