Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть - Питер Хизер

Очень схожий взгляд на мир мы можем обнаружить и у выпускников другого главного источника руководящих кадров латинского христианского мира в начале второго тысячелетия – крупных монастырей. Основная модель жизни в них была установлена тоже во времена Каролингов, по крайней мере в имперских монастырях, которые с воодушевлением откликнулись на программы монастырской реформы Бенедикта Анианского и Людовика Благочестивого. В результате и эти общины имели общие литургические и интеллектуальные традиции и библиотечные фонды, очень схожие с их соборными аналогами. Опять-таки в посткаролингский век произошло много изменений: модель реформы Бенедикта Анианского распространилась по самым разнообразным монастырям в совершенно разных географических и политических условиях благодаря такому же широкому разнообразию механизмов. Самым известным монастырем того века являлся монастырь Клюни в Бургундии, в котором монахи, по существу, реформировали сами себя, но сделали это по установленному каролинго-бенедиктинскому образцу. В других местах иногда (как в Риме) вместе с активной помощью Клюни светские лорды или епископы (или архиепископ Метцкий в случае с известным монастырем Горца на Рейне) вынуждены были выкупать сначала монастырь. Но везде одна и та же модель религиозной жизни с частичным совпадением интеллектуальных условий с культурой соборных школ быстро распространялась по старым и новым землям западного христианского мира. И даже если в каких-то деталях и прослеживались различия (вроде таких вопросов: с какой ступени иерархии необходимо запрещать браки церковнослужителей; когда дарение подарков становится симонией), выпускники и главных монастырей, и соборных школ в 1000 г. в равной степени участвовали в осуществлении программы великих реформ[320].

Посткаролингская политическая раздробленность не только не сопровождалась таким же распадом религиозной культуры в западном христианском мире, но и один аспект их общей культуры запрограммировал и монастырские, и соборные компоненты этой второй влиятельной группы на то, чтобы принять – на самом деле ожидать, – что папская власть должна играть гораздо большую роль как религиозный лидер. С конца IX и весь X в. текст Pseudo-Isidore поспешно переписывали и читали в соборах и монастырях. Огромное большинство всех тех первых сохранившихся рукописей принадлежало библиотекам, в которых обучались руководители латинского христианства, так что образ более совершенного позднеантичного христианства, руководимого папой римским, нарисованный в Pseudo-Isidore, продолжал внедряться в сознание поколений. Действительно, когда в X в. оказалось, что нужны новые сборники церковных законов, вроде тех, которые выпускали Регино Прюмский и Бурхард Вормсский, новые труды, естественно, включали многие поддельные тексты из Pseudo-Isidore. Даже когда у первоначального сборника истек срок хранения, он продолжал оказывать сильное влияние, утверждая идею, что папская власть должна быть главной в управлении западным христианским миром[321].

Одним отражением силы этой идеи является тот факт, что даже на протяжении эры порнократии церковный потребительский спрос западного мира требовал, чтобы папская власть исполняла по крайней мере какие-то свои новые функции. Этот процесс – не просто следствие Pseudo-Isidore, он был вызван более активной позицией некоторых пап в третьей четверти IX в., хотя и зависел от структур империи Каролингов и сам по себе являлся более чем отчасти отражением воздействия этого сборника. Широко известно, что различные реформированные монастыри начали переходить под официальную защиту папы римского и с этой целью просили дать им письменные хартии. Монастырь Клюни положил начало этой тенденции в 909 г., когда монахи получили свой оригинал защитного текста, хотя Рим в посткаролингский период пребывал на пике хаоса. Они пошли дальше и на протяжении последующего века получали затем дальнейшие подтверждения факта папской защиты, включая подписанный именем Григория V полный реестр монастырских владений, составленный в 998 г. Как подчеркнуло весьма авторитетное исследование земельных владений Клюни, эти документы о нахождении под защитой папской власти имели мало практической ценности: у пап в X в. не было эффективных рычагов воздействия в Бургундии, и, чтобы получить реальную защиту, монастырь полагался на другие механизмы. Но такие документы рекламировали статус Клюни по всему христианскому миру, и как таковые они были достаточно полезны, чтобы многие другие монастыри последовали его примеру. В 896-1049 гг. религиозные учреждения (большинство составляли монастыри, включая самые крупные – реформированные) составили 630 папских хартий, утверждавших различного рода права, и подавляющее их число ссылалось на земельные владения. Около четверти документов являлись подделками. По-видимому, монастыри не хотели хлопотать и тратиться на получение настоящих документов из Рима, а просто фабриковали их сами.

Были эти хартии настоящими или поддельными, неизвестно, но желание получить папские привилегии, чрезвычайно редкие до этого времени, является явным признаком по крайней мере большей символической роли, которая теперь придавалась папской власти в представлениях западноевропейских церковнослужителей. В конечном счете они подвигли папскую власть создавать святых. В римском и раннесредневековом христианстве причисление к лику святых было вопросом, который решала местная община, в которой святой или святая жили и действовали. Кто-то заинтересованный сочинял жития как часть учреждения культового центра, а затем предложенный святой привлекал или не привлекал к себе последователей. В последнем десятилетии X в. впервые местная христианская община обратилась к Риму за дополнительным утверждением предложенного причисления к лику святых епископа Ульриха Аугсбургского. Он считался активным сторонником реформ в оттонской церкви, и папа Иоанн XV радостно утвердил его святость на синоде, состоявшемся в Латеранском дворце в Риме 31 января 993 г., результаты которого были объявлены всему миру в официальной булле. За этой инновацией последовала канонизация в следующем десятилетии пяти миссионеров-мучеников из Прибалтики, и весь новый процесс быстро свернулся[322].

Привлекая на свою сторону папскую власть как более активного союзника в деле проведения реформы, Оттон III и Генрих II сеяли семена на чрезвычайно плодородную землю. Но как решение проблемы предоставления всеохватывающей религиозной власти над объединенным культурным блоком (западноевропейский христианский мир) папско-императорский союз оказался далекой от совершенства моделью. Ввиду того что большая часть этого мира находилась под властью других правителей, в их умах всегда присутствовало бы какое-нибудь подозрение, что папской власти в союзе с империей нельзя доверять, так как они не могут действовать с должной объективностью. В равной степени важно – хотя это не было видно в великие моменты коронации императором, – что Священная Римская империя в X–XI вв. оставалась довольно ветхим образованием, правители которого постоянно сталкивались с нестабильностью, особенно когда они только приходили к власти (как и их аналоги – Каролинги). В результате от Рима их регулярно отвлекали неотложные проблемы, возникавшие на их обширных границах. Поэтому на практике на империю нельзя было положиться (не более чем на ее предшественницу под властью Каролингов), так как она не могла постоянно мешать знати Центральной Италии переключать внимание папской власти на горячие споры относительно главенства Рима, стоявшие в центре всех крупных скандалов с участием пап в посткаролингский период. Например, сразу же после объединенного синода, проведенного под председательством Генриха II и Бенедикта VIII, преемник Генриха просто стоял рядом и наблюдал, как Бенедикт IX – сексуально ненасытный племянник предыдущего Бенедикта, с которым мы познакомились за несколько страниц до этого, – использует богатства папы римского как средство получения удовольствий с таким размахом, который соответствовал худшим примерам порнократии. Поэтому функциональное религиозное единство западного христианского мира действительно нуждалось в руководящей структуре, реально независимой от имперской власти. Но если ею должна была стать папская власть, то требовалось найти какой-нибудь другой механизм, чтобы она оставалась независимой от хищнических денежных амбиций итальянской знати. Рассказ о том, как решили эту проблему, приводит нас к величайшему варварскому папе римскому – Бруно фон Эгисхейм-Дагсбургу, который по восшествии на престол, к счастью, взял более короткое имя – Лев IX.