Развороченная могила - Джоан Роулинг

Под фотографией Дрейпера находилась единственная фотография Кевина Пирбрайта, которую Страйку удалось найти, — опять-таки из новостного сообщения о его убийстве. На ней был изображен бледный, извиняющийся молодой человек, кожа которого была испещрена шрамами от прыщей. Рядом с фотографией Кевина находилась фотография места убийства. Страйк в тысячный раз смотрел на выщербленный кусок стены и оставшееся на нем единственное слово “свиньи”.

Последние две фотографии на доске были самыми старыми: фотографии первой жены Джонатана Уэйса, Дженнифер, и фотографии Дайю.

Прическа Дженнифер Уэйс напоминала Страйку девочек, которых он знал в школьные годы в середине восьмидесятых, но она была очень привлекательной женщиной. Ничто из того, что удалось выяснить Страйку, не противоречило убеждению дочери в том, что ее утопление произошло совершенно случайно.

Наконец, он обратил внимание на фотографию Дайю. С размытого газетного листа на детектива смотрела она: умершая в возрасте семи лет на том же пляже, что и Дженнифер Уэйс.

Он отвернулся от доски и снова потянулся к телефону. Он уже неоднократно предпринимал безрезультатные попытки связаться с Хитонами, которые были свидетелями того, как Шери с криками бежала по пляжу после утопления Дайю. Тем не менее, скорее в надежде, чем в ожидании, он снова набрал их номер.

К его удивлению, после трех гудков трубку сняли.

— Алло? — сказал женский голос.

— Привет, — сказал Страйк, — это миссис Хитон?

— Нет, это я, Джиллиан, — сказала женщина с сильным норфолкским акцентом. — Кто это?

— Я пытаюсь связаться с мистером и миссис Хитон, — сказал Страйк. — Они продали свой дом?

— Нет, — сказала Джиллиан, — я просто поливаю растения. Они все еще в Испании. Кто это? — спросила она снова.

— Меня зовут Корморан Страйк. Я частный детектив, и я хотел бы узнать, могу ли я поговорить…

— Страйк? — сказала женщина на другом конце линии. — Вы не тот, кто поймал этого душителя?

— Это я. Я хотел поговорить с мистером и миссис Хитон об утоплении маленькой девочки в 1995 году. Они были свидетелями на дознании.

— Черт возьми, да, — сказала Джиллиан. — Я это помню. Мы старые друзья.

— Они скоро вернутся в страну? Я бы предпочел поговорить с ними лично, но если они не смогут…

— Ну, Леонард сломал ногу, понимаете, — сказала Джиллиан, — поэтому они остановились в Фуэнхироле надолго. У них там есть дом. Но ему уже лучше. Шелли думает, что они вернутся через пару недель.

— Не могли бы вы спросить, не захотят ли они поговорить со мной, когда вернутся домой? Я с удовольствием приеду в Кромер, — добавил Страйк, которому хотелось взглянуть на место гибели Дженнифер и Дайю.

— О, — сказала Джиллиан, в голосе которой слышалось волнение. — Точно. Я уверена, что они будут рады помочь.

Страйк дал женщине свой номер, поблагодарил ее, повесил трубку и снова повернулся лицом к доске на стене.

К нему был прикреплен еще один предмет: несколько строк стихотворения, которое было напечатано в местной норфолкской газете как часть воспоминаний убитого горем вдовца о своей умершей жене.

По волнам холодного моря в Кромере, словно бегущая могила,

Рядом с ней, когда она ударила,

На берег дикий ветер вихрями летит,

Вода черная обратно ее метила…

Образность была сильной, но она не принадлежала Уэйсу. При чтении этих строк у Страйка возникло ощущение, что он уже слышал нечто подобное, и, конечно, он отнес их к стихотворению поэта Джорджа Баркера “О спасении друга от утопления у берегов Норфолка”. Уэйс взял начальные строки стихотворения Баркера и изменил местоимения, поскольку друг Баркера был мужчиной.

Это был бесстыдный плагиат, и Страйк был удивлен, что никто в газете этого не заметил. Его интересовала не только наглость кражи, но и эгоизм вдовца, который сразу после утопления жены захотел выставить себя человеком с поэтическим даром, не говоря уже о выборе стихотворения, описывающего способ, которым Дженнифер должна была умереть, а не ее жизненные качества. Несмотря на то, что Эбигейл изображала своего отца мошенником и самовлюбленным нарциссом, она утверждала, что Уэйс был искренне расстроен смертью ее матери. Пошлый поступок, когда он украл стихотворение Баркера, чтобы напечатать его в местной газете, по мнению Страйка, вовсе не был поступком человека, искренне скорбящего.

Еще минуту он стоял, разглядывая фотографии людей, погибших неестественной смертью: двое утонули, один был избит, а один получил один выстрел в голову. Его взгляд снова переместился на полароиды четырех молодых людей в свиных масках. Затем он снова сел за стол и набросал еще несколько вопросов для Джордана Рини.

Глава 56

Шесть в начале означает…

Даже у тощей свиньи есть силы, чтобы бушевать.

И-Цзин или Книга Перемен

На следующее утро весы в ванной комнате Страйка сообщили ему, что он теперь всего на восемь фунтов больше своего целевого веса. Это подняло его боевой дух, и он смог удержаться от соблазна остановиться и съесть пончик на автозаправочной станции по пути в тюрьму Бедфорд.

Тюрьма представляла собой уродливое здание из красного и желтого кирпича. После того, как он отстоял очередь для предъявления разрешения на посещение, его и остальных членов семьи и друзей провели в зал для посетителей, который напоминал бело-зеленый спортивный зал с квадратными столами, установленными через равные промежутки. Страйк узнал Рини, который уже сидел в другом конце зала.

Заключенный, одетый в джинсы и серую толстовку, выглядел тем, кем, несомненно, и был: опасным человеком. Рост более шести футов, худощавый, но широкоплечий, голова выбрита, зубы желтовато-коричневые. Почти каждый видимый сантиметр его кожи был покрыт татуировками, включая горло, на котором красовалась тигриная морда, и часть исхудалого лица, где большую часть левой щеки украшал туз пик.

Когда Страйк сел напротив него, Рини бросил взгляд на крупного чернокожего заключенного, молча наблюдавшего за ним из-за столика, и за эти несколько секунд Страйк заметил ряд татуированных линий — три прерывистые, три сплошные — на тыльной стороне левой руки Рини, а также увидел, что татуировка в виде туза пик частично скрывает то, что выглядит как старый шрам на лице.

— Спасибо, что согласился встретиться со мной, — сказал Страйк, когда заключенный повернулся, чтобы посмотреть на него.

Рини хрюкнул. Он преувеличенно моргал, заметил Страйк, держа глаза закрытыми на долю секунды дольше, чем обычно. Получился странный эффект, как будто его длинные, густые ресницы и ярко-голубые глаза были удивлены тем, что оказались на таком лице.

— Как я уже говорил по телефону, — сказал Страйк, доставая блокнот, — мне нужна информация о Всеобщей Гуманитарной Церкви.

Рини сложил руки на груди и