Охотник за Смертью. Судьба - Саймон Грин

Активировав главный обзорный экран, Хэйзел убедилась, что «возрожденные» по-прежнему заполняли пространство вокруг Мира вольфлингов, копошась во тьме, словно крысы вокруг умирающего человека. Она почти ощущала исходившие от них волны гнева и ненависти.

Ну что ж, она снова оказалась между врагами и Охотником за Смертью, чтобы уже в который раз прикрыть его спину. Ничто иное сейчас не имело значения. И пусть превосходство противника казалось подавляющим: ей и раньше случалось попадать в положения, считавшиеся безвыходными, и выходить из них с успехом. Наверное, благодаря умению оказываться в нужное время в нужном месте и не поддаваться страху.

В конце концов, ей не впервой было преграждать путь врагам человеческого рода, стоять на страже у врат Империи. Если она о чем и жалела, так лишь о том, что этот бой придется выдержать в одиночку.

И тут Хэйзел приметила на краю экрана световую вспышку. Что это такое, она поняла сразу.

«Неустрашимый». Легендарный корабль Сайленса, который не проиграл ни одного сражения. В конце концов, она была не одна.

Хэйзел рассмеялась и сосредоточила внимание на орудийных консолях. Управление всеми огневыми системами было выведено на единую панель, так что она могла вести бой без помощников. Это было кстати. Хэйзел чувствовала, что заполнявшие бесконечную ночь Черной Тьмы «возрожденные» уже начинают осознавать ее и ее корабль как нечто, встрявшее между ними и их добычей. Огромные глаза поворачивались к ней, щупальца в милю длиной тянулись в ее сторону, циклопические, как города, корабли брали ориентир на «Звездного бродягу». Предвкушая упоение битвы, Хэйзел соединила свое сознание с компьютерами систем боевого управления и открыла огонь, пустив в ход все имевшиеся на борту средства поражения.

Стоило Оуэну вступить в Лабиринт Безумия, как он испытал такое чувство, словно возвращался домой. Он быстро зашагал между светящимися, мерцающими стенами, руководствуясь инстинктом в той же степени, что и памятью. Вообще-то, подробности того, как он проходил здесь в прошлый раз, ему практически не запомнились. Теперь Охотник за Смертью стал понимать почему. Впечатление было слишком сильным, слишком подавляющим для того, чтобы обыденное сознание могло переварить такого рода воспоминания. Он замедлил шаг, больше не торопясь. Теперь спешка не имела смысла. Время в Лабиринте протекало иначе: секунда и год являлись здесь одним и тем же. Оглянувшись, Оуэн ничуть не удивился тому, что ни Сайленса, ни Кэрриона, вступивших в Лабиринт вместе с ним, позади не было. Каждому из них предстояло пройти собственный путь, достичь собственного пункта назначения, следуя собственному предначертанию.

Оуэн проделывал путь по светящимся коридорам, призываемый голосом, который он почти узнавал. В Лабиринте царила жгучая стужа, но он прошел такую закалку, что ни жара, ни холод ничуть его не беспокоили. Воздух, напоенный энергией, то здесь, то там искрился, материализуя разряды, похожие на светящиеся снежинки. Ему казалось, будто его обдувает неспешное, размеренное дыхание исполина, а пол под ногами подрагивал, словно в такт биению находившегося где-то глубоко внизу гигантского сердца. Чувствуя, что за ним следят и о нем заботятся, Оуэн не в первый раз задумался о том, не представляет ли собой Лабиринт Безумия некую непостижимую и находящуюся за пределами понимания форму жизни.

Разнообразные запахи достигали его ноздрей и исчезали, сменяясь другими. Едкий уксус и горящие листья. Смазанный маслом металл и резкий запах лимона. Чернозем, перегной, ароматы трав и деревьев: воспоминание об утраченном Виримонде. Щебет металлических птиц, плач ребенка и полуночный звон потрескавшегося железного церковного колокола. Звон, словно возвещавший наступление благостного, снежного Рождества. Под этот звон Оуэн неуклонно следовал к центру Лабиринта, туда, где надеялся получить ответы на все свои вопросы.

Сайленс и Кэррион шли вместе, связанные общими воспоминаниями, разделить и понять которые могли только они.

Было время, когда они пытались убить друг друга из-за того, во что верили и чем не могли поступиться. Но эти времена миновали. У них имелся общий враг, общее дело, и, кроме того, они были друзьями. Они оставались ими всегда, даже в ту пору, когда испытывали взаимную ненависть. В жизни порой все складывается непросто.

В прошлый раз Сайленс зашел в Лабиринт не очень далеко, и в его памяти сохранились лишь образы умирающих людей. Лишь теперь ему удалось по-настоящему узреть и оценить диковинную красоту и странное великолепие этого места. Он ощущал спокойную уверенность в том, что на сей раз его здесь ждали и ему рады.

Кэррион оказался в Лабиринте впервые, но его не покидало навязчивое чувство, что он уже был здесь раньше. Было в Лабиринте нечто, сильно напоминавшее ему о времени, проведенном на Ансили, в общении с кроткими духами леса, металлическими деревьями и эшрэями. У него возникло смутное ощущение того, что он вернулся в те дни, когда планета была еще жива. И он тоже.

Неожиданно Сайленс и Кэррион остановились посреди коридора, внешне ничем не отличавшегося от прочих, и медленно огляделись по сторонам, словно пробуждаясь ото сна. Голос, бывший не голосом, но чем-то несравненно большим, зазвучал в их мыслях. И они поняли, что предопределенный им путь по Лабиринту они прошли до конца. Его сердцевина и сокрытые там ответы на все вопросы не для них. Им уготована иная роль.

— Я чувствую себя чуть ли не оскорбленным, — признался Кэррион. — Оуэн получит все ответы, а мы, выходит, нет? И куда, спрашивается, теперь можно обратиться с жалобой?

— Знаешь, у меня что-то нет желания искать, где тут у них спрятана жалобная книга, — отозвался Сайленс. — И я не уверен, что так уж хочу получить ответы решительно на все вопросы. А то ведь узнаешь все, а что дальше?

— Ты всегда мелко плавал, Джон. Ладно, давай рассудим. Почему мы сюда явились? Нас позвали. Мы оба ощутили этот зов. Таким образом, наше появление здесь было предопределено.

— Тише! — оборвал его Сайленс. — Ты слышишь? Что-то вроде как... крылья.

Медленно они подняли глаза и в благоговейном изумлении увидели парящих над ними эшрэев. На сей раз не духи, а живые, реальные, вполне телесные эшрэи, оживленные и возвращенные к материальному бытию могуществом Лабиринта. На взгляд человека, эти существа с лицами горгулий и крыльями чудовищных летучих мышей, с острыми зубами, когтями и свирепо сверкающими глазами должны были казаться пугающе безобразными, скорее драконами, чем ангелами. Но сейчас от них не исходило обычное ощущение опасности и угрозы, ибо их нечеловеческие голоса возвысились в песне радости, ликования и веселья.

Они парили, кружили и скользили в ясном, бездонном, голубом небе, оседлав нескончаемые ветра. Кэррион взирал на них со слезами на глазах: он так долго имел дело с их гневными, озлобленными духами, что почти забыл, каковы они в радости и счастье. Слезы появились и на глазах Сайленса, осознавшего, что он совершил, подняв руку на это несравненное великолепие.

И тут эшрэи все разом заговорили, и их голоса зазвучали в головах Сайленса и Кэрриона не ревом горгулий, но ангельским хором.