Охотник за Смертью. Судьба - Саймон Грин

Оуэн закрыл глаза, собрал волю в кулак и, отрешившись от боли в боку, сосредоточился. Он потянулся мыслями к Лабиринту Безумия. Отклик пришел почти мгновенно, ощущение было такое, будто сонный гигант медленно пробуждается, узнав звуки знакомого голоса. Оуэн сосредоточил свое сознание на простой мысли.

«Ради бога, дай бедняге умереть».

Обезглавленное тело повалилось вперед на окровавленную траву и потихоньку затихло: только лапы еще несколько раз дернулись, словно пытаясь схватить врага.

Отсеченная голова широко разинула пасть в последнем беззвучном крике то ли ярости, то ли облегчения, а потом глаза остекленели. Кровь перестала фонтанировать из обрубка шеи.

Вольфлинг наконец обрел успокоение.

Сайленс и Хэйзел помогли Оуэну подняться на ноги. Кэррион со слегка смущенным видом подобрал свое копье. Охотник за Смертью вложил меч в ножны, а Хэйзел, осмотрев рану на боку, прижала к ней сложенную тряпицу.

— Неприятно, но не смертельно. Ты исцелишься, Оуэн.

— Конечно, — сказал Оуэн, немного задыхаясь. — Как всегда.

— Он хотел умереть, — промолвил Сайленс. — Чтобы воссоединиться с последними из своего рода.

— Ну конечно, — подтвердил Оуэн. — Другое дело, что, если бы смог, он забрал бы с собой и меня. К счастью, мне удалось упросить Лабиринт освободить его. Думаю, Лабиринт более не нуждается в хранителе. Вероятно, его давний план близок к завершению. Мы скоро увидим конец игры.

Хэйзел поежилась:

— Неприятно об этом думать, но если вольфлинг говорил правду, то получается, что мы прожили наши жизни, совершая действия по указке неведомого кукловода, который в конце игры привел нас сюда.

Кэррион беспокойно покачал головой:

— Ничто не может обладать подобным могуществом.

— Когда речь идет о Лабиринте, нельзя быть уверенным ни в чем, — откликнулся Оуэн, выпрямившись, невзирая на боль. — Бессмысленно пытаться подходить к нему с человеческими мерками.

— Верно, — кивнула Хэйзел. — Заполучив тебя снова, он сможет сотворить с тобой что угодно. Думаю, Оуэн, тебе не стоит этого делать.

— Сомневаюсь, чтобы он убил меня. После всего того, что мне пришлось пережить, чтобы сюда попасть.

— Убить, может быть, и не убьет, но вот изменить еще сильнее может запросто. Сделать тебя... совсем чужим. А мы ведь и так уже удалились от остального человечества на огромное расстояние. Если ты войдешь туда снова, предугадать, каким ты выйдешь назад, не возьмется никто. Мы проделали вместе долгий путь. Оуэн, я не хочу тебя потерять.

— Боюсь, — отозвался Оуэн, — как и во многих других случаях, у меня на самом деле нет выбора. Не только из-за угрозы со стороны «возрожденных», но и из-за ребенка, находящегося в сердце Лабиринта. Волк сказал, что он пробуждается. Я должен добраться до него раньше, чем это произойдет. Одному Господу ведомо, что может случиться, если это дитя, пробудившись в одиночестве, испугается. Или, упаси боже, рассердится. Необходимо, чтобы кто-то был рядом, чтобы кто-то смог успокоить его и попытаться объяснить ему ситуацию. А кто может сгодиться для этой роли лучше, чем его родственник, другой Охотник за Смертью?

— Он запросто может убить тебя мыслью, — напомнил Сайленс.

— Да, пожалуй, может. Но трудно поверить, что Лабиринт дал мне возможность проделать весь этот долгий путь лишь для того, чтобы в самом его конце позволить младенцу прервать мою жизнь. Боюсь, мне не остается ничего другого, как верить, что в моем пребывании здесь есть какой-то смысл.

— Ты не обязан этого делать, Оуэн, — прошептала Хэйзел.

Охотник за Смертью улыбнулся:

— Обязан. Я всегда знал, в чем состоит мой долг, Хэйзел.

— Если ты собираешься войти туда снова, я пойду с тобой, — неожиданно заявил Сайленс — Если... Если там, в Лабиринте, что-то пойдет не так и ты с этой проблемой не справишься, Империи потребуется тот, кто сможет спасти ситуацию.

— Ты просто хочешь наложить руки на «генератор», — сердито возразила Хэйзел. — Тебе по-прежнему кажется, будто его можно использовать как оружие против «возрожденных». Ты идиот, Сайленс! Ты что, не слышал или не понял того, что тебе говорили? Твои попытки спасти человечество могут привести его к гибели.

— Все я слышал и прекрасно все понял, — отозвался Сайленс. — Лабиринт, во всяком случае в теории, вполне способен дать мне силу контролировать этого ребенка. Или при возникновении необходимости уничтожить его. Но в первую очередь, как бы все ни обернулось, необходимо уничтожить «возрожденных».

Хэйзел, вспылив, двинулась в сторону капитана, но Оуэн схватил ее за руку и удержал:

— Хэйзел, это не имеет значения. Охота ему, так пусть войдет. Оказавшись там, он быстрее поймет, что к чему.

— Мне нужно это сделать, — промолвил Сайленс, обращаясь к Хэйзел почти извиняющимся тоном. — Я ведь так и не прошел весь путь. В прошлый раз пришлось повернуть назад, чтобы спасти Фрост. Возможно, если нынче мне удастся преодолеть его полностью... я обрету ту уверенность, которая отличает вас с Оуэном. А то ведь я невесть сколько времени только и делал, что пытался поступать правильно, имея весьма туманное представление о том, что правильно, а что нет.

— Раз так, то войду и я, — заявил Кэррион. — Хотя бы для того, чтобы составить тебе компанию. Кто знает, возможно, мне тоже удастся найти интересующие меня ответы и обрести уверенность. С тех пор, когда в моей жизни имелся какой-то смысл и у меня была какая-то цель, прошло слишком много времени.

— Это место не без основания назвали Лабиринтом Безумия, — напомнил Оуэн. — Многих, входивших в него, он убил, а еще большее число лишил рассудка.

— Знаю, — отозвался Сайленс. — Иные из них умерли на моих глазах. Но кто-то должен остаться. Чтобы продолжить бой за Империю, если у тебя и Хэйзел что-то пойдет не так. Ты сам сказал, что у Лабиринта, наверное, есть в отношении тебя свои планы. Но планы чуждого нам артефакта могут быть столь же чуждыми и не иметь ничего общего с задачей спасения человечества. А Империю, так или иначе, необходимо защитить.

— В кои-то веки мы сошлись во мнении, — сказал Кэррион. — «Возрожденные» жаждут уничтожить и низвергнуть во тьму все живое в Империи. У меня ушло на это долгое время, но я наконец-то нашел врага, которого ненавижу еще больше, чем человечество.

— Ладно, — сказала Хэйзел. — Раз все туда, то я, наверное, пойду тоже. Доверия к этому Лабиринту у меня нет ни на грош, но, боюсь, никакого другого козыря в игре против «возрожденных» у нас не осталось. Можешь отпустить мою руку, Оуэн.

Оуэн отпустил ее запястье, но взял в руку ее ладонь, повернул Хэйзел к себе, взглянул ей прямо в глаза и твердо сказал:

— Нет, Хэйзел. Тебе нельзя. Ты должна вернуться на корабль и отвлекать «возрожденных» на себя, пока мы будем находиться в Лабиринте. Сколько мы там пробудем, неизвестно, а допустить, чтобы «возрожденные» оказались поблизости от Лабиринта, нельзя ни в коем случае. Они могут уничтожить Лабиринт только для того, чтобы помешать мне добраться до ребенка.