📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаДержавы Российской посол - Владимир Николаевич Дружинин

Державы Российской посол - Владимир Николаевич Дружинин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Перейти на страницу:
также от меня.

Опустил трость, вонзил в ковер гневно. Марья неслась впереди, отбрасывая назад острые локти, бодливо нагнув голову. Поспешать за ней — подагру бередить. Немец, поравнявшись с князем, прошепелявил:

— Их сиятельство в ажитации. При слабых жилах риск имеется апоплексии.

На изразцах распустились цветы всех пород, сколь их в Голландии есть. Из комнаты произрастений в комнату ремесел, служб всяких, — словно к пристаням Ост-Индской компании. Работный люд плетет сети, латает паруса, таскает мешки в трюм, орудует топором на верфи. Поглядишь — вспомнишь молодые годы с Питером.

Немец зазевался, а княгине ни к чему — уперлась в пол, и, кабы взгляд мог опалять, потянулся бы за ней горелый след. Обычно дворец меншиковский, славнейший в столице, по первости ошеломляет, особливо женских особ. Эту, видимо, ничем не укротишь.

Привычное кресло в кабинете, под новым живописным плафоном, сообщает хозяину апломб. И паче того — город за окном, широко расколотый Невой. Напротив, за рекой, многопушечный оплот Адмиралтейства, от коего взгляд, скользя по крышам новых хором, погружался в зеленую обширность Летних садов его величества. Там архитект Земцов сооружает фонтан Езопов — с фигурами басен, столь полюбившихся Петру. И он же, Земцов, возведет на диво Европе огромную залу для знатных торжествований. Многие иноземные города затмит Санктпитербурх, в котором он, князь Меншиков, губернатор.

Сказать ли бабе сумасбродной, что навет ее лживый, — Куракин не шептун, а правду выкладывает прямо, за то ему от каждого уважение. Что за изразцы вина с него, князя, снята, — оправдался перед царем, построил своим коштом завод, и ныне, слава богу, делаем оные изделия сами. А для этих голландских в доме царя все равно нет простора. Так где же им быть? Не закопаны ведь, не спрятаны. Дворец для разных плезиров и аудиенций открыт и, стало быть, престижу государства служит, — не одному Меншикову утеха.

Да разве втемяшишь ей, упрямой! Заглушив в себе недосказанное, устало махнул рукой.

— Читай!

Немец отпер сундучок, вынул челобитную, развязал узел. Княгиня раскатала на колене, но к себе писанье не приблизила, — забубнила наизусть:

— Отдала я, нижепоименованная, в наследие безденежно дочери своей девице княжне Екатерине поместья свои и вотчины в Московском уезде в Радонежском стану село Алешня с деревнями и пустошами, да в Ростовской волости половину села Васильевского, Никольское тож с деревнями и подпустошами, да в Волхове стану деревня Гришениха…

Ох заладила! Недослушал все деревни и села, оборвал, поколотив тростью по столу.

— Ты чего, батюшка! Мое это… Не куракинское, а наше, урусовское. Приданое мое от родителя. Мне куракинского не надо.

И полилось, и полилось изо рта. Мерзейшие глупости про мужа. Променял ее в Амстердаме на девок, которые в остерии служат голышом. От веры отступил, католик он, и более того — чернокнижник. Прежнюю жену свою испортил и ее намерен извести.

Этак вот изрыгает на каждый порог питербурхский… А сама вино хлещет, и скандалит на постоялом дворе, и людей вводит в соблазн. Заместо мужа, вишь, секретарь… Куракин пишет канцлеру, нельзя ли унять супругу, ведь в стыд вогнала себя и дочь. А как ее уймешь? Просит лишить жительства в столице, выпроводить в Москву. Что ж, дождется она…

Снова нудной капелью — деревни, пустоши… Отдала дочери в приданое, тому года четыре. А Куракин положил выдавать княгине на житье в год триста рублей, понеже обитают супруги врозь. И она с тем согласилась. Ныне же Куракин посватал дочь за молодого Головкина. Чем плох жених? Сын канцлера, учится в Париже, худой должности не дадут ему. Накося — на дыбы взвилась! Отнимает у Катерины приданое, рушит свадьбу.

— И решила я, нижеименованная, поворотить те вотчины обратно себе, — отчеканила челобитчица и взгляд наострила грозно.

Расстроила свадьбу и рада. Конечно, на кой ляд жениху девка без приданого да теща сварливая. Оборони бог!

— Твоя воля, княгиня. Молили тебя и совестили… И канцлер, и муж твой… Меня тоже не послушаешь.

Борис Иваныч пишет, доверять деревни жене не след, понеже к правлению неспособна и скоро промотает. Приехал бы, да застал ее с немчиком. Вполне мог бы отобрать у супруги права да упечь в монастырь. На рожон ведь лезет баба.

Сказал, смяв досаду, поддразнивая:

— Утащит жених твою Катерину. Парижским манером улестит и утащит.

— Да я… — задохнулась княгиня. — Сунется только… Дочь в моей власти покамест…

— Козла ей, что ли, в постель кладут?

— Не пущу, не пущу! — выкликала княгиня. — Моя дочь… Материнской клятвой связана. Прокляну, если что… А прощелыгу парижского батогами велю, батогами…

— Эка разлютовалась! — подивился Меншиков со смешком. — Дворянина? Полно, можно ли?

— Тьфу ихнее дворянство! Тьфу — прости меня, батюшка! Головкины… Велико дворянство!

— Да уж где им до вас, — поддакнул князь. — Как курице до небес.

Насмешки не почуяла. Разошлась еще пуще, принялась чихвостить Головкиных, которые-де полтыщи лет в своем роду бояр не имели и сподобились лишь при Софье. Им, Головкиным, стремя держать Урусовым.

— Верно, верно, — кивал Меншиков. — Урусов, он и в окольничих не хаживал, — прямо в бояре верстали. Битте, в боярскую думу! Знаю я, Урусовы перед всеми выпячивались. Задницей сколько скамеек протерли? От задницы след… А еще чем знатны? На царской службе, что ль, отличились? Большого отличия я что-то не припомню… Головкины, вишь, им не ровня! У Петра Алексеича Головкин первый министр, а Урусовым негож.

Прошение свернуто, немец поймал его на лету, захлопнул сундучок. Челобитчица встала, с побелевших, судорогой сведенных губ срывалось невнятное:

— Пойду я… К ногам царицы паду… Авось защитит меня… Вдову при живом муже…

— Погоди! — крикнул Меншиков и усадил, махнув дланью. — Плакаться нечего, матушка! Желаешь деревни поворотить — твое дело, юстиц-коллегия препятствовать не может. Писали на Катерину, будут на тебя писать. А шуму-то, шуму от тебя! Ходишь да слуг царских добрых поносишь. Обиженная! Не тебя жалко, дочь твою жалко, — ей стыд глотать, в девках киснуть.

Выронил трость, поднял, кинул в сердцах на ковер. Вскочил, забыв про подагру.

— Не бойся, — княгиня попятилась, оробев. — Моя забота… Не твое чадо…

— Ступай, ступай в юстиц-коллегию! Пиши деревни на себя и кончай канитель. Хватит гнусных твоих речей! Загостилась твоя светлость в столице, домой пора. А то сделаю оглашение, по какой причине Головкину отказано. Отрыгнулась боярская спесь… Все двери твоей светлости закрою.

— Ой, напустился, батюшка!.. Не изволь серчать… Я по простоте, а ты…

Уже провожали челобитчицу, ухмылялись со стен голландские шкиперы, плотники, рыбаки. Потешались, уперев руки в бока, женки, торгующие снедью, купчихи в чепцах, свистела коньками ребятня на замерзших грахтах.

— К ногам царицы паду.

Огрызнулась через

1 ... 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?