Мертвые возвращаются?.. - Тана Френч

Нервы мои были напряжены до предела. Неудивительно, что при одной только мысли о том, что Дэниел нежится на песке где-нибудь в Торремолиносе, попивая разноцветный коктейль и мотая головой в такт неслышной музыке в наушниках, я едва не взорвалась. Он посмотрел на меня с грустной улыбкой.

— Не скажу, чтобы жертва была так уж велика. Но я не учел одну вещь — человек не остров. В одиночку не выплыть против течения. Когда тот или иной договор становится стандартным для общества — иными словами, достигает критической массы, — альтернатив ему практически не остается. Жить просто и скромно сегодня не в моде. Человек либо становится трудоголиком, либо прозябает на пособие в убогой однокомнатной квартирке, причем этажом выше обитают полтора десятка студентов. Меня лично не прельщало ни то ни другое. Какое-то время я пытался, но работать посреди шума и гама не смог. Что касается хозяина квартиры, так этот деревенский мужлан имел привычку приходить ко мне в любое время дня и ночи, чтобы почесать языком… Да и вообще. Свобода и спокойная жизнь сейчас просто не по карману. И если вы к ним стремитесь, то опять-таки будьте готовы платить соответствующую цену.

— А разве других вариантов не было? — спросила я. — Мне казалось, что деньги у тебя есть.

Дэниел подозрительно покосился в мою сторону. Я невинно посмотрела ему в глаза.

— Думаю, мне сейчас не помешало бы выпить, — произнес он со вздохом. — Кажется, я оставил ее здесь. Ага, вот она.

Он наклонился чуть в сторону и пошарил под скамейкой. Я моментально напряглась, ожидая чего угодно. К сожалению, под рукой не было ничего, что могло бы сойти за оружие, но если заехать ему по глазам побегами плюща, я выиграю время, чтобы добежать до микрофона и позвать на помощь. Впрочем, ничего этого не понадобилось, потому что Дэниел извлек из-под скамьи початую бутылку виски.

— Я захватил ее с собой вчера вечером, а затем забыл. Еще здесь должен был остаться — ага, вот он… — Он вытащил из-под скамьи стакан. — Тебе налить?

Виски было отменное, марочное, и глоток-другой мне не повредил бы, скорее наоборот.

— Спасибо, я не хочу, — тем не менее ответила я.

К чему подвергать себя лишнему риску? Этот парень куда умнее других.

Дэниел кивнул, внимательно разглядел стакан и нагнулся, чтобы ополоснуть его водой.

— Ты когда-нибудь задумывалась о том, — спросил он, — насколько высок уровень страха в нашей стране?

— Если и задумывалась, то не слишком часто, — призналась я.

Я с трудом следила за ходом его мыслей. Впрочем, я успела неплохо его изучить и потому догадывалась, что он явно к чему-то клонит, главное — не торопить его, а терпеливо ждать. У нас с ним было около сорока пяти минут, прежде чем закончится «Реквием» Форе, к тому же если я и умела что-то хорошо делать, так это дать подозреваемому выговориться. Независимо оттого, насколько хорошо вы владеете собой, насколько хорошо умеете держать язык за зубами, спустя какое-то время хранить секрет становится все трудней и трудней. Необходимость молчания начинает давить тяжким грузом, и нервы постепенно начинают сдавать. Честное слово, легче умереть и унести тайну с собой в могилу. Если дать человеку поговорить, главное — время от времени потихоньку подталкивать его в нужном направлении, указывая путь, а остальное он сделает сам.

Дэниел стряхнул со стакана капли воды и снова вытащил из кармана носовой платок, чтобы его вытереть.

— Часть сознания должника пребываете постоянном страхе, даже если он сам всеми силами подавляет его в себе. Мы, ирландцы, занимаем одно из первых мест в мире по соотношению долги—доходы. Полагаю, большинство из нас живут от зарплаты до зарплаты. Те же, в чьих руках власть — правительство, работодатели, — эксплуатируют нас с выгодой для себя. Испуганные люди — покорные люди, не только в физическом смысле, но также в интеллектуальном и эмоциональном плане. Если работодатель велит вам работать сверхурочно и вы знаете, что стоит отказаться, как вы ставите под удар все, что имеете, то все равно продолжаете убеждать себя, что делаете это сугубо добровольно, из верности компании. Потому что единственная альтернатива — признать, что вы живете в вечном страхе. Человек, сам не замечая, способен убедить себя в том, что проникся любовью к какому-нибудь транснациональному монстру. И теперь цепляться за рабочее место вас вынуждает не только необходимость зарабатывать деньги, но и весь ваш ход мыслей. Единственные люди, кто способен мыслить и действовать свободно, это те, кто или наделен героической храбростью, или безумец. Или те, кому ничто не угрожает, а потому им неведом страх.

Дэниел налил себе на три пальца виски.

— Я даже с большой натяжкой не подхожу под определение героя, — произнес он. — Впрочем, и безумцем я себя не назвал бы. Думаю, и другие не попадают ни в ту, ни в другую категорию. И все же я хотел дать нам всем шанс обрести свободу.

Он поставил бутылку и посмотрел на меня.

— Ты спросила, чего мне хочется. Я провел немало часов, задавая себе этот вопрос. Год или два назад я пришел к выводу, что на самом деле мне хочется всего двух вещей — общества друзей и возможности мыслить свободно.

Его слова пронзили меня словно острый нож.

— Я бы не сказала, что это чрезмерное желание, — ответила я.

— Как бы не так, — возразил Дэниел, делая глоток виски. В его голосе мне послышались резкие нотки. — Еще какое чрезмерное. Видишь ли, из этого следовало, что нам нужна безопасность. Постоянная безопасность. Что вновь возвращает нас к твоему последнему вопросу. Мои родители оставили после себя кое-какие сбережения, которые приносили небольшой доход. В восьмидесятые это были вполне приличные деньги, сейчас на них не купить даже однокомнатную квартиру. Доверительный фонд Рафа приносит ему примерно такую же сумму. Стипендия Джастина кончится, как только он завершит работу над диссертацией. То же самое можно сказать и про Эбби. И про Лекси, только в прошлом. Сколько, по-твоему, свободных вакансий во всем Дублине для людей, которые изучают литературу и хотят быть вместе? Через несколько месяцев мы все оказались бы в ситуации, в какой находится подавляющее большинство людей в этой стране: в западне между нищетой и рабством, живя от зарплаты до зарплаты, пребывая в вечном страхе, какой очередной фортель отпустит хозяин квартиры или работодатель. И так без конца.

Дэниел бросил взгляд сквозь побеги плюща во внутренний дворик и осторожно покачал в стакане янтарную жидкость.

— Все, что нам нужно было, — это дом, своя крыша над головой.

— И все? Вся безопасность в доме? — удивилась я.

— Ну да, — ответил он слегка растерянно. — С психологической точки зрения разница столь велика, что ее не выразить никакими словами. Как только вы становитесь хозяином своего дома, свободным и незапуганным, что тогда остается другим — всем этим хозяевам квартир, работодателям, банкам? Чем они способны вам угрожать? Кто обладает над вами властью? При желании можно обойтись без чего угодно. Вместе мы всегда наскребем денег на еду. Зато чего у нас не будет — так это почти животного страха потерять крышу над головой. Как только мы от него избавимся, мы тотчас станем свободны. Нет, конечно, я отнюдь не утверждаю, что собственный дом автоматически превращает жизнь в рай; просто в нем заключена разница между свободой и рабством.