Врата Смерти - Стивен Эриксон

Повелитель Теней пожал плечами.

— Я ведь дал ему такое простое поручение… Эх, где нынче найдешь толковых и надежных помощников!

Он стал таять в воздухе. Следом исчезли и гончие. Апт остался вдвоем с мальчишкой.

Портал сужался, закрывая брешь между мирами. Демон хрипло шептал мальчишке утешительные слова. Тот кивал. Потом они оба скрылись внутри имперского Пути.

Когда-то пустыня Рараку Морем была цвета охры, И над ее волнами резвые дули ветры. Плыли тогда по ней корабли с костяными бортами, надув паруса из волос, выбеленных на жгучем солнце. Плыли они век за веком… пока не явились пески.

Священная пустыня. Автор неизвестен

На гребне высокого холма застыло несколько белых диких коз. Их окружало синее безоблачное небо, а они сами казались высеченными из мрамора. Козы равнодушно взирали на бесконечный караван, наполнивший долину густыми клубами пыли. Их было семеро, и Дюкр, ехавший вместе с дозорными южного фланга, сразу усмотрел в этом знак.

Позади историка (примерно в девятистах шагах от него) двигались пять полков Седьмой армии общей численностью около тысячи человек. За ними, на таком же расстоянии, следовал еще один отряд из двухсот пятидесяти виканских всадников. Пешие и конные воины служили щитом, прикрывавшим с юга пятидесятитысячную колонну беженцев и скот. Второй такой щит прикрывал их с севера. Для большей безопасности по краям колонны шли хиссарские пехотинцы и военные моряки.

Восточным щитом служила тысяча виканцев из всех трех кланов. От них до Дюкра было примерно две трети лиги. Виканцы разбились на отряды по восемь — двенадцать всадников в каждом. Их участь была тяжелее всех. Тифанские мятежники беспрестанно подстраивали им ловушки, втягивая в стычки.

Авангард передвижного «города» Кольтена состоял из двухсот кавалеристов, приданных Седьмой армии незадолго до мятежа. За ними ехали кареты и телеги с малазанской знатью. Их по обе стороны прикрывали десять отрядов пехоты. Дополнительным кордоном служили несколько сот легкораненых солдат, способных передвигаться самостоятельно. Однако пространство между кавалеристами и легкоранеными не было пустым. Его занимали повозки с тяжелоранеными, лекарями и их хозяйством. Впереди всех ехал сам Кольтен с тысячью всадников из клана Вороны.

Слишком много беженцев и слишком мало боеспособных солдат. Хуже того: их с каждым днем становилось все меньше. Налеты тифанских мятежников вдруг стали стратегически грамотными и хорошо скоординированными между собой. По слухам, у Камиста Рело появился новый тифанский полководец. Имени его никто не знал, однако воевать этот человек умел. Теперь атаки на малазанский караван не прекращались ни ночью, ни днем.

«Нас убивают медленно и расчетливо, не отказывая себе в удовольствии вдоволь наиграться», — думал Дюкр.

От бесконечной пыли у него сильно першило в горле, а каждый проглоченный комок слюны отзывался болью. Воды катастрофически не хватало; река Секала казалась давним воспоминанием. Каждую ночь приходилось убивать все больше ослабевших волов, овец, свиней и коз. Чтобы не тратить драгоценную воду, их мясо вместе с костями варили в собранной крови, добавляя туда овес. Это варево было основной пищей солдат и беженцев. Каждый вечер место очередной стоянки оглашалось криками и ревом убиваемых животных. Вокруг походных скотобоен кишели плащовки и ризанские ящерицы. Дюкр возненавидел вечера. Он зажимал уши, обматывал голову тряпками, но звуки смерти все равно находили его, угрожая свести с ума. Историк был не одинок; безумие охотилось за ними с той же неутомимой беспощадностью, что и отряды громадной армии Камиста Рело. Рядом с Дюкром ехал капрал Лист. Понурые плечи, склоненная голова — Дюкру казалось, что этот парень старится у него на глазах.

«Чему ж тут удивляться? Мы дошли до пределов; просто одни из них видимы, а другие нет. Мы теряем солдат, но упрямо продолжаем идти вперед. Впрочем, мы теряем не только солдат. Мы давно утратили чувство времени. Когда оканчивается дневной переход и звучат сигнальные рожки, это всегда ударяет по нам. Вокруг еще продолжает клубиться пыль, а мы стоим, удивляясь, что до сих пор живы».

Когда затихал многоголосый гвалт скотобойни, Дюкр выбирался из своего шатра и шел туда, где разместились беженцы. Он бродил между шатров, крытых повозок и наспех сооруженных навесов. Все, что видели глаза, историк воспринимал с какой-то извращенной отрешенностью.

«Я теперь не столько историк, сколько очевидец, — говорил он себе. — Я еще продолжаю тешить себя иллюзией, будто мы живыми доберемся до Арена. Я до сих пор считаю, что происходящее нужно обязательно запомнить и занести на пергамент. Как будто кому-то нужна правда о нашем походе! А может, я еще надеюсь, что кто-то извлечет полезные уроки из описания наших мучений? Вранье все это! Вранье от начала и до конца. Давно бы пора понять: уроки истории никого ничему не учат».

У беженцев умирали дети. Слезы давно были выплаканы, и теперь матери беззвучно смотрели, как жизнь оставляет тела их малышей. Однажды Дюкр не выдержал. Он встал рядом и тихо положил руку на плечо несчастной женщины. Та даже не подняла головы. Как зачарованная, она смотрела на угасающего ребенка.

«Угасание. Верное слово. В лампе жизни остались последние капли масла. Сердце подобно фитилю, пока он еще силится гореть. Но вскоре усилия прекратятся. Фитиль погаснет. Сердце остановится в немом удивлении перед случившимся и больше не забьется».

Отощавший, заскорузлый, пропахший потом и кровью, Дюкр сам превратился в живого призрака. Он больше не ходил к Кольтену на ежевечерние совещания, хотя полководец требовал обязательного его присутствия. Зато статус очевидца требовал появления Дюкра в разных частях «движущегося города». Сопровождаемый верным капралом Листом, историк то примыкал к одному из виканских флангов, то двигался с арьергардом. Его видели рядом с пехотой Седьмой армии, среди хиссарских гвардейцев, военных моряков и саперов. Иногда его фигура маячила между повозок и карет знати. Не брезговал он и обществом «кровавых грязюков» — как прозвали себя простые беженцы.

К нему привыкли и часто говорили, не опасаясь его присутствия. Странно, что у этих изможденных, отчаявшихся людей еще оставались силы на обсуждение и перемалывание слухов…

«Кольтен — не человек, а демон. Ласэна решила подшутить над нами. Говорят, Кольтен находится в сговоре с Камистом Рело и Шаик, а весь этот мятеж — просто балаган, намеренно устроенный Клобуком. Зачем ему это надо? Известно зачем — чтобы погубить как можно больше людей. Нас заставят проливать кровь, а за это Клобук поможет Кольтену, Шаик и Ласэне сделаться Властителями и войти в его свиту».

«Говорят, плащовки не просто так крутятся вокруг наших лагерей. Их насылает Клобук. Если под вечер хорошенько приглядеться к их стаям, обязательно увидишь бога Смерти».

«А виканцы сговорились с духами здешних равнин, пообещав, что отдадут нас им на прокорм… Ошибаешься, приятель. Мы пойдем на прокорм пустынной богине. Она еще немного поиграет с нами, потом поглотит».