Зависть: теория социального поведения - Гельмут Шёк

Шугае. Разбойник беспомощен, когда сталкивается с современным миром, который он не в состоянии понять и может только атаковать его. Он хотел бы разрушить его, как пишет Ольбрахт, «для того, чтобы отомстить за несправедливость, победить господ, отобрать у них награбленные ими богатства и огнем и мечом уничтожить все то, что не может служить общему благу – для удовольствия, из мести, в качестве предостережения будущим векам и, возможно, из страха перед этими господами»[523].

Это не просто нигилистический взрыв злобы, это «тщетная попытка устранить все, что помешало бы строительству простой и стабильной крестьянской общины: предметов роскоши, этого величайшего врага справедливости и честности в ведении дел»[524].

Крестьянам-анархистам и выросшим из их среды разбойникам вполне могло казаться, в хилиастическом смысле, что после уничтожения богатых и их собственности могла бы наступить простая, хорошая жизнь в условиях равенства[525]. Бедняки больших городов не могли разделять эти идеи. Ведь их жизнь зависела от того, что кто-то управляет городом и поддерживает функционирование его экономики. По этой причине даже в последние 200 лет Хобсбаум не смог обнаружить ни одного городского хилиастического движения. Утопия нового, совершенного мира была чем-то таким, что городскому простонародью было чрезвычайно трудно себе представить[526].

Зависть как фактор истребления населения в развивающихся странах

Среди жертв революции или гражданской войны несравненно больше тех, кто более других одарен и предприимчив, но эта доля будет разной в зависимости от уровня культурного развития общества. Если общество достигло действительно широко распространенного и повсеместного разделения труда, многим из более одаренных бывает легче скрыться из виду; кроме того, в таком обществе не каждый, отмеченный признаками образования и какого-либо личного успеха, автоматически вызывает подозрения у революционного трибунала. Таким образом, даже если предположить, что какая-либо европейская страна переживает революцию, в ходе которой гибнет 10 % населения, то крайне маловероятно, что в эти 10 % войдет 95 % интеллектуально более одаренных, чем другие. Но если, для сравнения, какая-либо недавно получившая «независимость» территория в Африке переживает период псевдореволюционного террора, направленного почти исключительно против «лучших людей», то следует опасаться, что расстанется с жизнью непропорционально большое число более одаренных и трудолюбивых по сравнению с другими людей. Их гораздо легче идентифицировать. Ситуация усугубляется, если, как в Нигерии, различные этнические или конфессиональные группы достигли разного уровня развития.

Это соображение можно применить следующим образом. Многие из так называемых развивающихся стран с 1945 г. находятся в фазе перманентной революции. Но поскольку наиболее надежные и одаренные люди все еще в большинстве своем живут в небольших поселениях, где каждый из них сразу бросается в глаза, то из этого следует, что они будут составлять непропорционально большую долю жертв революции. Таким образом, эти регионы вступили на путь долгосрочного развития, порождающего «негативную селекцию» тех, кто мог бы со временем стать мотором экономического и культурного развития. Согласно репортажам, которые у нас перед глазами, сначала мятежники уничтожают тех, кто «лучше», чем они, что часто может означать, например, два года обучения в миссионерской школе или обладание швейной машинкой или велосипедом, и ничего более. В New York Times от 4 октября 1964 г. мы читаем:

«Медара Ака, 23 лет, считался в Конго «интеллектуалом», потому что провел год в Орегонском университете. Получив американскую стипендию, он сдал экзамен на учителя, вернулся в Леопольдвиль, чтобы преподавать английский язык в гимназии, и три недели назад приехал, чтобы повидать семью. На следующий день после его приезда мятежники заняли Лусаку. Г-на Ака немедленно заметили. «Ты ведь интеллектуал, не так ли? – спросил его главарь мятежников. – Ты даже был в Америке, которая наш главный враг. Ты слишком умный. Ты враг революции». После этого молодого человека отвели на городскую площадь и обезглавили.

Его смерть – только один из тысяч случаев намеренного уничтожения армией мятежников всех, кто имеет образование чуть выше начального.

С учетом мятежных отрядов Стэнливиля под контролем Народной Республики Конго сейчас находится пятая часть страны, и эта резня достигла ужасающих масштабов.

Никто не знает, сколько «интеллектуалов» было убито. В Конго все еще мало конголезцев с высшим образованием. При бельгийцах основание пирамиды системы образования в Конго было широким, но массовость кончалась на уровне средней школы. К моменту независимости мало кто из конголезцев занимал пост выше клерка.

Теперь в северных и восточных провинциях Конго, где власть принадлежит мятежникам, вырезают даже клерков.

«Здесь в Среднем Конго, – сказал сегодня в Лусаке один из католических миссионеров, – «вряд ли остался в живых хоть один конголезец с образованием выше начального». Он добавил: «Это означает, что эта часть Конго отброшена в своем развитии на 30 лет назад»[527].

Имеются также данные о том, что на Гаити подчиняющиеся лично диктатору отряды полиции систематически уничтожают относительно успешный средний класс. В 1966 г. в Индонезии массовые убийства, жертвой которых стали 200 тыс. человек, на этот раз – коммунистов, привели к гибели многих людей, которые каким-либо образом вызывали зависть соседей по деревне – например, тем, что стали заниматься извозом. Согласно имеющимся данным, во время этого индонезийского «кровопускания» уничтожали не только коммунистов, но и в принципе тех, кто не был «равным» другим.

Наш тезис о том, что в развивающихся странах уничтожают наиболее одаренных людей, подтверждается тем, что случилось в Нигерии, где племя ибо, более умное и лучше других приспособившееся к современным требованиям, начиная с 1962 г. систематически преследуют и уничтожают другие племена, ощущающие свой более низкий статус.

Если кровожадность многих мятежников по отношению к «главным» членам общины может происходить просто от примитивной зависти-ненависти, возможно также, что массовые убийства такого рода основаны на расчете специалистов по этим «революциям».

Социальным и политическим фундаментом общества могут быть, вместе или по отдельности, самые разные представления и концепты, а также сопутствующие им эмоциональные состояния. Для консолидации людей существуют такие концепты, как прогресс, солидарность, честь, слава, любовь, религиозные идеи, представление об уникальной исторической миссии, и даже направленная вовне ненависть или питающееся завистью чувство неполноценности по отношению к другим группам. Но есть одно состояние, сделав которое своей официальной доктриной, ни одно общество не сможет прожить сколько-нибудь долго, и это взаимная зависть. Конечно, ее возможно использовать в качестве объединительного фактора, чтобы подготовиться к классовой революции и успешно осуществить ее, но как только это произошло, зависть обязательно следует сосредоточить на небольшом количестве «козлов отпущения» внутри общества, считающихся, возможно ошибочно, бесполезными, или, что еще лучше, отвлечь на группы и символы процветания, расположенные за пределами страны.

Глава 22. Теория зависти в