Убийство императора. Александр II и тайная Россия - Эдвард Радзинский

В это время все четыре метальщика должны стоять на обоих концах Малой Садовой улицы… И если бы взрыв мины произошел неудачно (раньше или позже проезда царского экипажа), они должны были бросить в экипаж свои бомбы.

Пока был на свободе Желябов, он не только руководил покушением, но и сам должен был помочь в решающий миг. Если бы и бомбы почему-то не достигли цели, то силач Желябов, вооруженный кинжалом, должен был броситься к карете государя и зарезать царя. Теперь Желябова не было, руководила покушением Софья Перовская, и от страховки кинжалом пришлось отказаться.

Был и второй вариант: если царь будет возвращаться во дворец по второму маршруту – через Екатерининский канал. Тогда покушение должно осуществиться силами одних метальщиков. И тогда вся четверка метальщиков должна тотчас покинуть Малую Садовую. Они отправляются на канал – встретить там бомбами государя… Это должно было произойти по условному сигналу, который подаст Софья Перовская. «Таким сигналом должен был стать легкий взмах кружевным дамским платком», – поэтически напишет через много лет Вера Фигнер.

Этот легкий взмах кружевным дамским платком останется в многочисленных работах историков и в стихах.

На самом деле, как показал на следствии метальщик Рысаков, исторический знак был куда прозаичней:

«“Блондинка” (Перовская) вынет носовой платок и высморкается, и тем покажет нам, что нужно нам идти на канал».

1 марта. Канцелярия градоначальника. Раннее утро.

Из показаний А.И. Дворжицкого, полицмейстера, сопровождавшего царя в Михайловский манеж:

«В девять часов утра ужасного дня, 1 марта 1881 года, градоначальник генерал Федоров собрал к себе в квартиру всех полицмейстеров, участковых приставов и объявил нам, что все идет хорошо, что главные деятели анархистов Тригони и Желябов арестованы и только остается захватить еще двух-трех человек, чтобы окончить дело борьбы с крамолою, и что государь император и министр внутренних дел совершенно довольны деятельностью полиции. Несмотря на такую веру градоначальника в успешность подавления анархии, многие из нас остались в большом недоумении. Я лично, нисколько не разделяя высказанного нам градоначальником убеждения, на основании тех обстоятельств, которые ему постоянно докладывались, счел обязанностью тотчас после речи генерала Федорова поехать к знакомому мне камергеру графу Перовскому, как человеку, близко стоящему к Их Императорским Высочествам великим князьям – Владимиру и Александру Александровичам».

Итак, Дворжицкий – в большом недоумении от благодушия градоначальника Федорова. Дворжицкий, как и многие, очевидно, знает о тревожных сведениях, которые постоянно докладывались градоначальнику. Но тот почему-то их игнорирует… (Значит, градоначальник – вчерашняя опора Лориса – уже не с царем?)

Между тем сведения эти настолько страшны, что полицмейстер решается рискнуть карьерой, и, минуя начальство, обращается выше:

«Сообщив графу о кажущемся мне тревожном положении в столице, я просил графа Перовского доложить великому князю Владимиру Александровичу (отметим, не наследнику), что при настоящем кажущемся мне положении дела нельзя ручаться за безопасность государя. Граф дал мне слово исполнить все в тот же день…»

Итак, граф Перовский обещает доложить сыну царя Владимиру. В то время как его племянница Софья Перовская… уже передала бомбы метальщикам.

А пока Дворжицкий отправляется в Зимний дворец – сопровождать царя в Михайловский манеж.

Зимний дворец, 1 марта, утро.

Царь теперь больше не прогуливается по утрам – покушения отменили его прогулки. После службы в Малой церкви государь выпил кофе в Салатной столовой с княгиней Юрьевской. И отправился в кабинет. В кабинете принял Лориса-Меликова. Лорис приготовил правительственное сообщение о новой реформе. Царь поручил собрать 4 марта совет министров, ибо проект должен был быть опубликован от имени правительства. Его немного раздражала мысль, что там опять будет «говорить оппозиция от имени Победоносцева».

Но главное было сделано – Александр утвердил проект. Теперь все было закончено. Начинался путь к Конституции. Этот день должен был стать историческим. Он и станет, но совсем по иному поводу.

Государь был в мундире Саперного батальона – того самого батальона, который спас его отца и дворец во время восстания декабристов. К этому Саперному батальону вынес его тогда отец в детском мундирчике.

Теперь он ехал в мундире этого батальона в Михайловский манеж – в последний путь.

Он пошел проститься с женой. Княгиня умоляла его не ехать. Но он победил ее нервность.

Как запишет в своем дневнике всезнающий А. Суворин со слов царского лейб-медика Боткина: «Отправляясь на смотр 1 марта… повалил княгиню на стол и употребил ее. Она это Боткину сама рассказывала».

Так положено успокаивать женщину пылкому и мощному мужчине из дома Романовых…

Но ни он, ни она не знали: это было прощание.

В ее мемуарах осталась его последняя фраза:

«Я чувствую себя сегодня таким счастливым, что мое счастье пугает меня».

Дворец великого князя Михаила Николаевича. 12.30.

Но мольбы в то утро звучали не только в царском дворце. Подобное происходило и во дворце великого князя Михаила Николаевича. Его теперь провожали в Михайловский манеж, как на войну.

«То, что мой отец должен был неизменно сопровождать государя во время этих воскресных парадов, приводило мою матушку в невероятный ужас.

– Я не боюсь ни офицеров, ни солдат, – говорила мать, – но я не верю полиции… Путь к Марсову полю достаточно длинен, и все местные нигилисты могут видеть ваш проезд по улицам» (Из воспоминаний Александра Михайловича).

Но великий князь отправился в Манеж.

Зимний дворец. 12.45.

В это время полицмейстер Дворжицкий на санях подъехал к Зимнему дворцу – сопровождать государя в Манеж.

Из показаний полицмейстера Дворжицкого:

«Без четверти час я был уже у Зимнего дворца, когда граф Лорис-Меликов уезжал из дворца. Войдя вовнутрь подъезда, я встретил министра графа Адлерберга, который в разговоре со мною с грустью отозвался о тяжелом времени вследствие деятельности анархистов. Во время этого разговора мы услышали радостное “Здравие желаем!” караула в ответ на приветствие Его Величества; вслед за сим государь вышел в закрытый подъезд, поздоровался, по обыкновению, со всеми тут находившимися лицами, сел в экипаж и сказал лейб-кучеру Фролу Сергееву: “В манеж – через Певческий мост”».

Это означало: государь отправился в Манеж через Екатерининский канал.

Александр II ехал в закрытой карете. Его сопровождали шестеро терских казаков, седьмой поместился на козлах слева от кучера. За царской каретой в двух санях ехали полицмейстер полковник Адриан Иванович Дворжицкий, а за ним сани начальника охранной стражи царя капитана Коха с полицейскими.