Собрание сочинений в десяти томах. Том 1 - Юзеф Игнаций Крашевский

чёрном. Хенго оглянуться не успел, как чуть не весь его товар расхватали по рукам. Он стоял, не смея слова сказать, когда отрок отворил дверь и вошёл князь в шапке, надвинутой на брови. Уже с порога он посмотрел на женщин и улыбнулся молоденьким, не сводя с них загоревшегося взора. Бросил взгляд и на товар, но весьма презрительно, а когда княгиня заметила, что всё это годилось бы её девушкам, он, смеясь, велел немцу оставить принесённое добро.

Купец не отважился даже заикнуться о мене или вознаграждении, а князю, видно, это и в голову не приходило. Однако, когда Хенго, желая спасти хоть остатки своего товара, стал завязывать суму, князь как бы вскользь сказал:

— Передай графу, что мы приняли это как дар его Брунгильде… пусть он тебе заплатит. А тебе тут нечего околачиваться… Убирайся без оглядки подобру-поздорову…

Князю не пришлось дважды повторять свой совет: мрачно насупясь, немец направился к дверям, но, едва он вышел, княгиня, должно быть сжалившись над ним, послала девку сказать ему, чтобы он не тужил — она сама вознаградит его за взятый товар. Хенго остановился в сенях; вскоре к нему подошла какая-то старуха и молча повела за собой в кладовую. Тут висели связки шкур и лежала наваленная грудами тьма всякого добра. Уверясь, что его не совсем оберут, Хенго на радостях подарил ключнице серебряную цепочку, получив за это разрешение брать сколько вздумается, взвалил на спину с десяток шкур и поспешил к лошадям.

Какая-то тревога в городище, шум и крики у ворот побуждали его не мешкать и уходить отсюда, пока не отняли его добро вместе с жизнью. В первом дворе ещё явственнее слышался доносившийся из-за вала многоголосый гул.

Ворота были заперты, княжеская челядь охраняла мост и ход на плотину. К воротам теснилась огромная толпа, в которой Хенго разглядел женщин и каких-то людей верхами.

Смерд и его подручные разгоняли бичами и копьями напиравшую толпу. Со всех сторон раздавались жалобы, плач, проклятия и угрозы.

То были семьи кметов и владык, вчерашних гостей князя. До них уже дошла весть о смертной трапезе… Отпираться было невозможно: скрюченные, полуголые трупы плавали у плотины, иных волной выбрасывало на берег. Женщины с рыданиями простирали к ним руки и, упав на колени, рвали на себе волосы.

Это были трупы их отцов и мужей. Сыновья и братья, прискакавшие верхом, находились тут же; скрежеща зубами, они осыпали проклятиями ненавистного Хвостека.

Шум все усиливался и, должно быть, донёсся до слуха князя: он вышел на крыльцо и, подбоченясь, угрюмо смотрел на свою челядь, препиравшуюся с толпой на мосту и плотине.

Толпа росла с минуты на минуту.

Сжатые кулаки грозили князю, но он смеялся над их бессильной яростью.

Тянулось это довольно долго, наконец Смерд пустил во двор двоих или троих выборных, заставив их спешиться. Они шли, обнажив головы, в глубоком горе, что-то бормоча про себя и плача, подойдя к крыльцу, где стоял князь, они хотели заговорить, но он опередил их:

— Вы за что же, непокорное племя, сукины сыны, меня вздумали проклинать? — загремел он. — В чем я повинен?.. Да я пальцем никого не тронул, я никого не велел убивать, хоть и мог бы, и они стоили того, чтоб им отрубили головы… Сами они перессорились и передрались. Все горницы мне забрызгали кровью, изгадили двор, шум подняли… Как собаки, сцепились и перегрызлись… Он вскинул кулаки.

— Так им и надо! Все старая славянская воля мутит вам головы! Так и со всеми будет, кто станет её добиваться. Трупы можете выловить в озере, я не запрещаю… и отправляйтесь по домам, покуда целы… А я в их смерти не повинен…

Он ещё не успел договорить, когда под тыном, в густых зарослях лупина, крапивы и лозняка кто-то зашевелился, поднялся… и встал, бледный, как труп, пошатываясь на перебитых ногах. Лицо его было измазано запёкшейся кровью, один глаз был выбит. Вытянув руку, он словно ощупью шёл на голос, туда, где стояли семьи кметов.

— Он не повинен!.. — раздался его хриплый голос. — Дурман и зелье колдовское он подмешал нам в мёд… натравливал брата на брата, подстрекал и науськивал, пока у нас не налились кровью глаза и не отшибло память… Он не повинен! Он! Он!.. — повторял, приближаясь нетвёрдой поступью, изувеченный кмет, всю ночь простонавший под забором. — Он… Он! Сукин сын… Он один, а не мы… Пропади он пропадом!

Кмет нагнулся, увидев под ногами камень со следами запёкшейся крови, схватил его и изо всей силы бросил в князя. Он очень ослабел, но гнев, овладевший им, был так силён, что камень, попав через окно в горницу, разбил там вдребезги какую-то посуду. В ту же минуту на него налетела княжеская челядь, накинула ему на шею петлю, старик пошатнулся, упал, из горла его вырвался клокочущий хрип… и уже труп палачи поволокли на берег.

С грозным ропотом отшатнулись кметы, увидев у своих ног мёртвое тело; не вступая в препирательство, они повернули назад, к мосту, где их ждали люди и кони, а немного погодя вся толпа с шумом и криками двинулась обратно. На мосту осталось лишь несколько женщин, которые разыскивали тела убитых.

Из городища тотчас высыпала челядь, но не за тем, чтобы им помочь, а чтоб высмотреть молоденьких. Двух или трех, невзирая на отчаянные вопли, утащили в терем, а князь, видевший, как буйствует его дружина, благодушно ухмылялся.

Вскоре все затихло… Только внизу, за плотиной, женщины уносили тела, выброшенные на берег волной, иль на челнах подплывали к трупам, видневшимся вдали.

Хенго поспешно навьючивал на лошадей свои пожитки и остатки товара, стараясь поскорей выбраться из городища. И он и Герда, который был напуган ещё больше, чем отец, хотели до полудня выехать.

Тут и увидел их давно уже подкарауливавший Самбор. С грустным и озабоченным видом подошёл он к немцу, оглядевшись сначала, не подслушивает ли кто-нибудь из челяди.

— Добрый человек, — начал он, — я так называю тебя, потому что ты не кажешься мне злым… Скажи, не проедешь ли ты на обратном пути мимо двора Виша?

Не смея или не желая говорить, Хенго кивком головы подтвердил его догадку.

— Передай им поклон от меня, — попросил юноша. — Тоскую я по ним, хоть тут, в городище, у нас увеселений хватает и у князя живётся хорошо… чего ж ещё хотеть… только и слышишь смех. Но ты расскажи им, что видел сам, расскажи, как мы тут пируем!.. Они порадуются, что отдали меня сюда. Я, верно, сбежал бы