Рожденный туманом. Книга 2. Источник вознесения - Брендон Сандерсон

Он будет Элендом Венчером. Он черпал знания у философов, поэтому его запомнят как ученого. Он будет собой, а иначе его не запомнят вообще. Ни один король не должен признавать свои слабости, но ему должно хватать мудрости, чтобы признавать свою силу.

«И в чем моя сила? – думал Эленд. – Почему именно я должен править этим городом?»

Да, он был ученым – и жизнелюбом, как отметил Хэм. Мастера дуэлей из него не вышло, хотя он продолжал учиться. Он не был блестящим дипломатом, хотя его встречи со Страффом и Сеттом подтвердили, что он может добиваться своего.

Так кто же он?

Аристократ, который любит скаа. Он всегда был к ним неравнодушен, даже до Крушения – до того, как встретил Вин и остальных. Одна из его любимых философских головоломок – попытаться доказать, что скаа не отличаются от людей благородного происхождения. Звучало идеалистично, даже немного натянуто, и, по правде говоря, в значительной мере его интерес к скаа до Крушения был чисто академическим. Эленд почти не видел скаа, и потому они казались ему экзотичными.

«Интересно, что сказали бы работники плантаций, если бы кто-то назвал их „экзотичными“», – улыбнулся про себя Эленд.

Но потом случилось Крушение – бунт, предсказанный в его любимых книгах и зарождающихся теориях. То, во что он верил, не могло оставаться научной абстракцией. И он дошел до понимания скаа – не только Вин и остальных членов шайки Кельсера, но рабочих и слуг. Он видел, как у них появилась надежда. Он видел пробуждение самоуважения и самооценки в жителях города, и это его вдохновляло.

Он их не бросит.

«Вот кто я такой, – подумал Эленд, приостанавливаясь. – Идеалист. Излишне эмоциональный идеалист, который, несмотря на свою ученость и книги, никогда не был хорошим аристократом».

– Что? – спросил Хэм, останавливаясь рядом.

Эленд повернулся:

– У меня идея.

Поначалу я верил в Аленди, но потом меня стали мучить подозрения. Это очень трудно объяснить: он действительно соответствовал всем пророчествам. Слишком соответствовал – вот в чем все дело…

«Как он может выглядеть таким уверенным в себе, когда я нервничаю?» – подумала Вин, глядя, как постепенно заполняется людьми холл Ассамблеи.

Эленд сказал, что на этот раз хочет выглядеть как настоящий правитель, поэтому прибыли они рано. Сегодня должны были состояться выборы короля.

Вин и Эленд стояли на сцене, кивая депутатам, которые входили через боковую дверь холла. Скамьи ниже уровнем уже были заняты. В первых рядах, как обычно, сидели стражники.

– Ты сегодня красивая, – шепнул Эленд.

Вин пожала плечами. Она надела многослойное белое платье из летящей полупрозрачной ткани. Как и остальные ее наряды, оно было сшито с учетом особых нужд рожденной туманом и гармонировало с мундиром Эленда. У Вин не осталось драгоценностей – лишь в волосах белело несколько деревянных заколок.

– Странно. Я так быстро привыкла снова носить платья.

– И я очень рад, – заметил Эленд. – Брюки и рубашка – это твое, но… и платья в неменьшей степени. Заметил еще на тех балах, когда мы были едва знакомы.

Вин мечтательно улыбнулась, и растущая на глазах толпа словно бы отодвинулась.

– Ты со мной так и не потанцевал.

– Прости. – Эленд нежно прикоснулся к ее руке. – У нас в последнее время совсем не было возможности побыть друг с другом.

Вин лишь покачала головой.

– Я исправлюсь, – продолжал Эленд. – Когда вся эта неразбериха закончится и трон будет в безопасности, у нас появится время для себя.

Вин кивнула, потом резко повернулась, заметив движение позади. По помосту шел один из депутатов Ассамблеи.

– Ты неспокойна, – слегка нахмурился Эленд. – Больше обычного. Я что-то упускаю?

– Не знаю.

Эленд поприветствовал депутата – одного из представителей скаа – крепким рукопожатием.

«Что меня беспокоит?» – думала Вин.

Ее мечтательность испарялась, словно туман.

Холл был заполнен людьми: все хотели стать свидетелями сегодняшних событий. Чтобы поддерживать порядок, Эленд приказал расставить стражников у всех дверей. Однако Вин раздражало не только число собравшихся. В происходящем чувствовалось… что-то неправильное. Люди прибывали, словно падальщики на запах гнили.

– Это неправильно, – сказала она вслух, когда депутат Ассамблеи отошел. – Правительство не должно переходить из рук в руки на основании слов, произнесенных с трибуны.

– Если подобного не происходило раньше, это не означает, что ничего не изменится в будущем, – возразил Эленд.

– Что-то вот-вот пойдет не так, Эленд. Сетт удивит тебя, и Пенрод, возможно, тоже. Не похожи они на людей, которые будут сидеть смирно и ждать, пока голосование решит их судьбу.

– Знаю. Но не только они способны на сюрпризы.

– Ты что-то задумал?

– Я… ну, ночью нам с Хэмом кое-что пришло в голову, – не сразу ответил Эленд. – Одна хитрость. Я собирался с тобой поговорить, но не успел. Действовать надо было очень быстро.

Вин нахмурилась, ощущая его тревогу:

– Что?

– Ну… – Эленд казался немного смущенным, – это некоторым образом касается тебя и твоей репутации. Я хотел спросить разрешения, но…

Вин почувствовала легкий озноб. Последний депутат Ассамблеи занял свое место, и Пенрод, который поднялся, чтобы открыть заседание, перевел взгляд на Эленда и предупредительно кашлянул.

Эленд негромко выругался.

– Послушай, у меня нет времени на объяснения, – сказал он. – Честное слово, ничего особенного. Возможно, я и не получу благодаря этому много голосов, но должен попытаться. И это ничего не меняет. Я хочу сказать, между нами.

– Что? – повторила свой вопрос Вин.

– Лорд Венчер? – обратился Пенрод. – Вы готовы к началу собрания?

В холле стало тихо. Они все еще стояли в центре помоста между трибуной и креслами депутатов. Разрываемая неясным беспокойством и смутным ощущением предательства, Вин посмотрела на Эленда.

«Почему ты мне не сказал? – подумала она. – Как я могу быть готова, если ты не сказал мне о своих планах? И… почему ты так смотришь?»

– Прости, – произнес Эленд и отошел к своему месту.

Вин осталась стоять одна перед зрителями. Когда-то такое внимание привело бы ее в ужас. Впрочем, и сейчас было немного не по себе. Слегка наклонив голову, Вин тоже прошла к своему пустующему месту – к скамьям, расположенным за трибуной.