Шехерезада - Энтони О'Нил

— Знаю, что там три-четыре огромных руины на месте бывших дворцов, — сказал он. — Лучше всех сохранился зиккурат, храм Бела. На юге Новый дворец, а еще дальше к югу другая резиденция, Амран. Есть и другие развалины ворот, крепостных стен, обломки статуй… Остальное — забытая богом пустыня.

— Неплохо ты с ним знаком.

— Я знаком с запустением.

Юсуф задумался.

— Как думаешь, где держат Шехерезаду?

— Только в храме Бела, — без колебаний ответил Исхак. — В Вавилонской башне. Она поднимается ярусами, сужаясь к вершине, окружена снаружи спиральными пандусами.

— Это не объяснение.

— Легенда гласит, что на самом верху стоит пышное ложе, украшенное драгоценными камнями, где держат пленницу, женщину столь неслыханной красоты, что сами боги сходят с небес полюбоваться ею. Похитители — люди культурные, о чем свидетельствует записка с требованием выкупа. Для сказительницы это единственно подходящее место.

— Ты уже ошибся насчет Ктесифона.

— Убей меня, если ошибся насчет Бабилимы, — предложил Исхак, пока река несла их дальше.

Лунный свет мерцал на чернильной воде. При случайных вспышках огня виднелись бесконечные купы пальм, слышался собачий лай. Капитан самбука разрешил Касыму временно взять на себя управление судном и, стоя у него за плечом, так изумился навигационному мастерству горбуна, который без труда прокладывал путь меж островками и почти незаметными водоворотами, что решился оставить его у руля и даже позволил себе ненадолго соснуть.

Касым словно вернулся домой после долгого путешествия по чужим землям. Тряская палуба, нос, разрезающий воду, сила речного течения возбуждали его, вызывали знакомые переживания. Послушное приказам судно, несравненное чувство власти над ним, которого ему так не хватало, обостряло ощущения, заставляло вспомнить все навыки, успокоило в мгновение ока, наполнило такой уверенностью в себе, что ему захотелось, чтоб река никогда не кончалась.

— Люди вроде тебя всегда требуются на торговых судах, — прошептал капитан, поднявшись среди ночи.

— Я морской капитан, — заявил Касым. Как ни хорошо на реке, ничто не сравнится с судном, идущим по пенистым волнам под звездами.

— Не стоит недооценивать реку, — настаивал капитан самбука, — тут свои проблемы. Выше Багдада находится смертоносный котел — аль-Абваб, — где река несется меж скалами со страшной силой. Есть и другие быстрые течения, приводящие в содрогание сердце храбрейшего мореплавателя; речное русло, направление ветров постоянно меняются, нам без конца угрожает опасность захвата, столкновения с другой лодкой… Вдобавок в нашем деле приходится поспешать, что только усложняет задачу.

Касым молчал.

— Выпадают возможности, от которых нельзя отказаться, — продолжал капитан. — До сих пор лед использовали лишь в прогулочных лодках, в домах богачей, теперь торговцы фруктами начинают им пользоваться для сохранности товара. Лед вносится в бюджет халифских поваров. За один кусок можно выручить пятнадцать тысяч дирхемов. Торговля, друг мой, обречена на успех. Подумай. Мудрец предпочитает ягненка, глупец соглашается на барана.

Касым не проявил особого энтузиазма. Как ни манило его предложение аль-Аттара насчет кофы, как вскоре после этого ни соблазняла перспектива получения от халифа щедрой награды, ничто не могло сравниться с заветной мечтой об алмазных горах в южных морях. Впрочем, при виде в леднике комьев, похожих на алмазы, мечта стала достижимой и близкой. Он уже представлял себя за рулем речной лодки, подхваченной попутными волнами процветающей торговли, и хотя ужасная мысль о пожизненном заключении меж двумя берегами вызывала клаустрофобию, он видел и немалую выгоду: Зубайя рядом, частые заезды в Басру, меньше шансов случайно погибнуть, по-прежнему занимая высокое положение капитана. В данный момент последнее соображение было важнее, чем во время странствий по пустыне Нефуд. Смерть сейчас выглядела не абстракцией, над которой он всегда посмеивался, а гораздо более мрачной и близкой перспективой, чем когда-либо прежде.

Лодочный мост через канал Сура распахнулся вратами ада, и они с бешеной скоростью понеслись к Бабилиме. Опять встав к рулю, капитан предупредил Касыма, что если он действительно не собирается идти вместе с ними до Басры, где можно будет договориться о постоянной службе, то пусть готовится к скорой высадке на берег.

Касым был охвачен страхом. Исхак с Юсуфом стояли на носу с матовыми мечами. Видя их вместе, он с ужасом отмахивался от мысли о сговоре, о сознательном выборе одного варианта, рассчитанного на жестокий кровавый конец. «Они приносят себя в жертву какому-то принципу чести, отмщения, другому столь же бессмысленному понятию, ведут себя так, будто вовсе не думают о награде, обещанной халифом — единственном понятном Касыму мотиве». Он мучительно колебался, чувствуя, будто в желудке ворочался клубок глистов, но в конце концов вновь промелькнувшее перед глазами видение несметной награды, которая достается ему или выпадает на чью-то чужую долю, перевесило чашу весов. И поэтому, когда лодка причалила к древней вавилонской пристани, покорно простился с капитаном самбука, намекнув, что они еще встретятся, когда он свое дело доделает, и заставил себя идти за вором и аскетом по кривой лестнице между рухнувшими каменными бастионами. Впрочем, на подъеме понял бессмысленность прощальных слов: если он останется единственным уцелевшим спасателем, то ему целиком достанется награда, больше нечего будет трудиться, а если погибнет, значит, сейчас в последний раз плыл по воде. На берегу с сожалением оглянулся, но быстрое течение уже унесло самбук.

Как только Касым повернулся лицом к городу, колени подкосились, сердце остановилось, его объял ужас.

Слишком поздно: перед ним маячила Бабилима — кошмарная белая пустошь, сгорбленные пальмы, бесформенные груды камней в лунном пепельно-жемчужном свете, занесенные песком каналы, осевшие башни, некогда величественные постройки, теперь почти неотличимые от природных холмов. Из норы среди обожженного кирпича выскользнула лиса, где-то сова ухнула. Вдали, на расстоянии двух полетов стрелы, высились лучше всех сохранившиеся развалины — ряды каменных насыпей высотой локтей в семьдесят, отдельно стоявшие стены из прочного кирпича, выраставшие из обломков и синеватого шлака. Над ними голым черепом висела убывающая луна.

— Вавилонская башня, — выдохнул Исхак. Все трое прятались за каменной насыпью.

— Если верить тебе, — прошептал Юсуф, — то здесь прячут Шехерезаду.

— Логичное заключение.

А Касыму, старавшемуся преодолеть жгучий страх, развалины казались храмом смерти; он сразу убедился и ясно увидел, что погибнет, оставшись здесь.

— Пока темно, подберемся поближе, — решил Юсуф, но Касым его почти не слышал. — Поодиночке перебегаем от насыпи к насыпи. Пригнитесь пониже, хотя по крайней мере луна ушла за тучи. В дозоре наверняка стоит страж или два, только где, невозможно сказать. Придется соображать на ходу. — Он не сумел сдержать тяжкий вздох. — Никто ничего не хочет сказать, пока мы не тронулись в путь? — Он взял себя в руки. — Хорошо. Тогда…