Падшие в небеса.1937 - Ярослав Питерский

– Так вот, поднимете бревно – считайте спаслись! Идете вон в тот строй, в мою бригаду! В номер три! Бригада номер три! Получаете пайку и моетесь в бане! А завтра на работу! А не поднимаете бревно – идете вон в тот строй доходяг! Там с вами уже другие будут разбираться! Но только учтите, у вас одна попытка и последний шанс заработать себе хоть какую-то возможность выйти на волю! Всем все ясно? – Сухарев говорил это ровным железным голосом.

Словно учитель в школе читал лекцию о правилах поведения на уроках. Так все обыденно и просто. Просто, как жизнь и смерть… никаких сложностей…

– Так, ты встанешь вот с этого конца! – Сухарев схватил Павла за руку и указал на бревно.

Клюфту достался толстый спил. Ровное кольцо дерева было сантиметров сорок в диаметре. Поднять бревно было конечно тяжело, но все-таки можно, если сильно постараться.

«Интересно, сколько оно росло в тайге? Лет пятьдесят-шестьдесят? Сколько оно видело закатов и рассветов? Сколько оно видело диких зверей? И тут пришли люди и спилили его… как все просто, банально просто!» – неожиданно подумал Павел.

– А ты встанешь вон там! – Сухарев миролюбиво хлопнул в ладоши, указав второму зэку на тонкий конец бревна. – Итак, по местам! Становись!

Павел склонился над лесиной и замер. Его напарник и не думал нагибаться. Сухарев, увидев это, окрикнул Клюфта.

– Эй! Ты что, не слышал?! По команде!

Павел выпрямился. Он смотрел на спину впередистоящего зэка и представлял: о чем думает сейчас этот человек. Может быть, он тоже пытается угадать мысли Павла?

– Бревно поднять! Раз-два! – скомандовал Сухарев и отошел немного назад, страхуясь, чтобы на него не уронили тяжелую лесину.

Павел нагнулся и потянул за конец. Его напарник стоял без движения. Сухарев с удивлением смотрел на этого упрямого и смелого человека. Клюфт тоже выпрямился в ожидании развязки.

– Эй, ты что, не слышал команды? Поднять бревно? По команде «поднять», твоя спина нагибается и опускается! Руки за лесину и вверх! – разъяренно крикнул Сухарев.

Зэк посмотрел на него через плечо и как-то брезгливо ответил:

– Я не лошадь и не цирковая корова, поднимать тяжести по команде! Да и вообще, я не буду поднимать это бревно! Вам надо, вы и поднимайте!

Сухарев метнул на непокорного человека гневный взгляд, но, как не странно, кричать и ругаться не стал. Он спокойно и издевательски сказал:

– Гордый, значит?! Гордый! В отказ пошел?!!! Ну что ж, проверим, что стоит твоя гордость. Учти, если ты сейчас не нагнешься и не попытаешься поднять это чертово бревно, ты не себя спишешь к доходягам. А спишешь вот этого пацана! – Сухарев ткнул пальцем в Клюфта. – Его спишешь! Готов ли ты взять на себя ответственность за его судьбу?! Если готов, то можешь не опускаться! Итак! Слушай мою команду! Бревно поднять! Раз-два!

Впереди стоящий зэк жалобно посмотрел на Павла. В его глазах Клюфт увидел сожаление и боль. Этот человек просил у Павла прощения! Он тяжело вздохнул и остался стоять на месте… Сухарев покачал головой и махнул рукой офицеру. Тот схватил «бунтаря» и толкнул солдатам. Конвоиры потащили несчастного в сторону сиротливо стоящей группки людей. Стариков, больных и раненых, которых Сухарев называл обидным и страшным словом «доходяги»…

– Ну, а ты? Ты-то что стоишь? Тебе команды никто не отменял! Нагнулся и поднял свой конец! – зло крикнул человек в лисьей шапке на Павла.

Клюфт покосился на Сухарева. Он смотрел в глаза этого человека. Смотрел и вдруг понял: он его не боится. Он не боится его помощников, офицеров и солдат! Он вообще ничего не боится! Павел усмехнулся и гордо сказал:

– А я тоже поднимать ваше бревно не буду! Не буду! Если вам надо, вы и поднимайте! Вы и носите его сами! Для вашего плана!

Сухарев подошел вплотную и, прижавшись к Павлу, зашипел ему прямо в лицо:

– Что, сука?! Вражина? Гордый?! В отказники? Героем, мать твою, себя почувствовал? Сдохнешь! Сдохнешь и ничего никому не докажешь! Дурак! Ты просто дурак! Ради красного словца жизнью рискуешь?! Бери бревно, пока я добрый! Бери, твою мать!

Павел отвернулся и ничего не ответил. Он молчал. Он слышал, как тяжело дышит Сухарев. Клюфт чувствовал на себе его тяжелый, пронизывающий взгляд. Пауза затянулась…

– Бери бревно! Бери бревно, пожалеешь! Бери, а то подохнешь как собака ведь! Тьфу, дурак молодой! Ой, дурак молодой! – на это раз как-то даже с сожалением прохрипел Сухарев и, плюнув на промерзшую брусчатку, махнул рукой и показал офицерам на Павла. – Этого к доходягам! Он работать не будет! Следующего давай!

Павла потащили в угол плаца. Он увидел, как на него смотрели те, кто по категории лагерного начальства назывались «доходяги». Эти люди, похожие на тени, пялились не с сочувствием, а каким-то злорадством. Они радовались, что «в их полку прибыло»! Странная психология обреченных в этом лагере работала без сбоев. И лишь один из этой группы смотрел на Павла с одобрением и пониманием. Это был Фельдман. Но Павел его потерял из виду. Клюфта небрежно схватили за руки два конвоира. Один из солдат макнул большой веревочной кистью в ведро с известкой и провел Павлу по руке вторую полоску. Мокрая известка нелепо заблестела под электрическим освещением.

Страшный треск! Какофония выстрелов! Это слушать невозможно! Раскаты глушат слова. Люди с ужасом косились в темноту. Где был источник этого звукового кошмара, они не видели. Черные тени деревьев. Небо затянуто тучами. Луна пытается пробить своим тусклым светом эту пелену, но ей не удается. Желто-серый диск изредка мерцает из-за абстрактных форм кучевых облаков. От этого вида леденеет сердце. Тьма! Тьма, она властвует над землей! Тьма, она властвует над миром! И ничто не может разогнать ее чары! Вернее, никто! Человек беззащитен и слаб! Он попал в это царство небытия, и оно не отпустит никогда!..

…Их вновь гнали в неизвестность. Но путь на этот раз был недолгим. Метров через двести строй арестантов уперся в одноэтажный большой барак. Зэки всматривались в его очертания и с тревогой переглядывались друг с другом. Что-то говорить соседу было бессмысленно. Не услышит. Этот треск! Страшный и громкий раскат в темноте…

Дверь барака открылась, и конвоиры дали команду входить. Человек тридцать пять, торопясь, вламывались в помещение. Доски скрипели под подошвами, но этот скрип заглушал треск с улицы…

Не прошедшие «силовые испытания» на плацу люди обреченно столпились в небольшом коридоре внутри барака. Их глаза с надеждой искали свое будущее место ночлега. Каждый еще верил в отдых в тепле. В обычном тепле. Тут было не до уюта. Просто так хотелось согреть свое тело. Согреть свои мышцы. Полумрак сырого помещения угнетал. Хотя в бараке было не холодно. Люди расстегивали одежду, проверяя, насколько тут можно расслабиться, выдыхали воздух изо рта и удовлетворенно потирали рука об руку, пара видно не было. Конвоиры, молча, вышли из барака, закрыв за собой дверь. Как она скрипнула, никто не расслышал, треск с улицы заглушал все звуки.