Сказка четвертая. Про детей Кощеевых - Алёна Дмитриевна

коридоре, дверь снова открылась и их позвали.

— Церемонию хотите? — скучно поинтересовалась женщина.

— Нет, спасибо, — уверенно отказалась Женя.

— Ну, как хотите, — вздохнула женщина и протянула им лист. — Здесь распишитесь по очереди, где галочки, в свидетельстве все внимательно проверьте. Фамилию вы свою оставляете, я правильно поняла?

— Да.

— Эх, молодежь… — вздохнула она, а потом вдруг добавила с улыбкой. — Удачи вам.

— Спасибо, — совершенно искренне ответила Женя, забирая заявление. — Мы пойдем?

— Идите…

— И все? — все еще не веря, что таким образом можно стать женатым человеком, спросил Клим в коридоре. Что-то он себя таковым после всего произошедшего совсем не ощущал.

— И все, — выдохнула Женя, глядя на свидетельство так, будто оно было ее пропуском в великое будущее, полное этнографических открытий и свершений.

А на лестнице им повстречалась пара примерно их возраста. Парень держал за руку девушку, из-под футболки которой уже было видно округлившийся живот.

***

— А что-то вы быстро, — улыбнулся Павел Владимирович, когда они зашли в кабинет. — И Аня мне не отзвонилась. Передумали, да? Ну, бывает. Не переживайте, не вы первая…

— Мы не передумали, — ответила Женя и положила на его стол свидетельство о браке.

Павел Владимирович отчего-то перестал улыбаться и растерянно взглянул на свидетельство. Повертел его, видимо, убеждаясь, что оно подлинное.

— Но… как же… — пробормотал он. — Ваши паспорта.

Женя с готовностью протянула свой паспорт и дернула Клима. Тот достал свой.

— Вы что, правда поженились? — неверяще спросил Павел Владимир, сличив данные. — Но как же так? Я ж не первый год… И Аня знает, она бы не стала… по-настоящему…

— В смысле? — не поняла Женя.

И тут Павел Владимирович рассмеялся. Он снял очки и захохотал от всей души.

— Поздравляю, душенька, — отсмеявшись, очень тепло сказал он Жене. — За восемнадцать лет, что я устраиваю этот цирк, вы первая, кто действительно принес мне свидетельство о браке. До этого я видел только жалобы. Даже до Министерства образования доходили. Но вот чтобы найти себе мужа… На это ни одна не сподобилась. Вот она — самоотверженность и преданность цели. Вы приняты. Сдавайте экзамены, и я с нетерпением жду начала нашей совместной работы. А вы, молодой человек… Хороший вы друг.

— Почему вы не верите, что мы правда поженились? — больше из профессионального интереса спросил Клим.

— А у меня глаз наметанный, — улыбнулся Павел Владимирович и снова надел очки. — Пару сразу видно, особенно молодую и влюбленную. Вы — не они. Но я ведь прав? Но не затягивайте с разводом, а то знаете, как оно бывает… То одно, то другое, да так и не будет времени, чтобы до ЗАГСа дойти.

В общежитие Женя возвращалась — словно на крыльях летела. Подпрыгивала и смеялась, и у Клима было ощущение, что он дитя ведет домой.

— Он меня взял! Взял! Взял! — то и дело принималась выкрикивать она.

У ворот Конторы стояла машина, каких Клим еще не видел. Желтая с красным крестом. «Реанимация», — прочитал он. Женя остановилась как вкопанная, а потом бросилась бежать. Клим не понял, чего это она, но припустил следом. На середине пути им повстречались трое мужчин. Один держал большой пластиковый чемодан, двое других несли носилки с человеком, пристегнутым к ним ремнями. Клим еще удивился: ему показалось, что на них лежит едва ли не ребенок. А Женя издала странный булькающий звук, и кинулась к ним.

— Папа! — закричала она, подлетая к носилкам.

— Девушка, вы дочь?

— Да! Да!

— У вашего отца подозрение на инфаркт.

— Папа! — она схватила отца за руку и пошла рядом с носилками. Тот мужчина, что нес носилки у изголовья, явно выбивался из сил, и Клим перехватил их.

Услышав голос Жени, Савелий Афанасьевич с трудом приоткрыл глаза.

— Чернава… — выдохнул он. — Не грусти… Одну оставляю… Не позаботился… — он захрипел, и врач шикнул, попытался отогнать Женю, но та намертво вцепилась в руку отца.

И тогда Клим решился. Разве он мог не успокоить человека, с которым сидел за одним столом, делил пищу и который, кажется, был в шаге от смерти?

— Не одну, — уверенно сказал он. — Я вашу дочь в жены взял. Я позабочусь.

Старик глянул на него мутно, а потом понял.

— Чернава… — снова выдохнул он. — Без благословения… Не сержусь… Благословляю… За внука Сокола… Хорошо… Ай…

Он скривился от какой-то страшной, незнакомой Климу боли, врач закричал на них, и Клим сам оторвал Женю от ее отца, оттащил в сторону. Вместе они пронаблюдали, как ее отца грузят в машину.

— Вы можете поехать с нами, — сказал врач Жене. — Заполните документы. А вы, — обратился он к Климу, — если хотите, езжайте следом.

И врач назвал адрес больницы. Женя кивнула и запрыгнула в машину. Клим остался стоять на дороге. Задние двери машины захлопнулись, и она умчалась, дико воя и сверкая огнями проблескового маячка. А перед Климом все стояло Женино лицо: белое, с широко распахнутыми глазами...

Он до боли куснул себя за губу и достал из кармана сотовый телефон, чтобы вызвать такси.

В общежитие они вернулись поздно ночью. В больнице Савелия Афанасьевича определили в реанимацию, куда их, разумеется, не пустили, сказав звонить утром. Женя все никак не могла успокоиться: то вроде бы брала себя в руки, то снова начинала плакать. Сделала два глотка приготовленного Климом чая, и ее вырвало в мусорное ведро, которое он успел подставить. И Клим не придумал ничего лучше, чем уложить ее спать.

— Не уходи, — взмолилась Женя, ловя его за руку. — Пожалуйста. Мне так страшно. А вдруг я тут, а он…

— Ну-ну, — попросил Клим, сел на кровать и взял ее за руку.

— Он говорит, нам друг за друга держаться надо, а я, выходит, его бросила…

— Нас все равно не пустят, а тебе надо поспать. А утром позвоним, все узнаем.

— Он всегда обо мне заботился…

— А мать? Умерла, да?

— Живая, — всхлипнула Чернава. — Когда Лебедь отца к службе призвала, мать отказалась идти с ним в этот мир. Она осталась в доме моей старшей сестры и ее мужа, а меня они брать не