Времена не выбирают - Макс Мах

– Здравствуй, – сказал он и улыбнулся своей потрясающей, мгновенно сводящей Лику с ума улыбкой, а о том, что он чувствовал сейчас на самом деле, что пережил на пути к ней, догадаться можно было лишь по тому, что заговорил он, как никогда прежде с ним не случалось, по-немецки.

– Не смотри на меня, – вместо приветствия сказала Лика, чувствовавшая, как в лучах его улыбки отпускает ее напряжение. – Не смотри, пожалуйста, у меня рот кривой.

– Да? – Макс все еще говорил по-немецки. – А я думал, это у тебя такая новая усмешка. Где это мы? Нет, постой! Дай, угадаю.

Он сделал несколько легких шагов к центру зала, прижимая совершенно счастливую Лику к своей широкой груди, и повел взглядом вокруг.

– Мы на Той’йт? – спросил он, переходя, наконец, на русский. – Это пещера Карла?

– Да, – Лика не могла оторвать глаз от его лица.

«Господи!»

Она была совершенно захвачена своими переживаниями, но все-таки что-то в выражении его лица, в сгустившемся в серых глазах сумраке, заставило ее насторожиться.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Что-то случилось, – согласился он и снова посмотрел на Лику. – Ты на Той’йт, в усыпальнице вуспсу, одна и…

Вероятно, он хотел что-то сказать о ее состоянии, но не сказал, закончив фразу совсем иначе:

– …с «Медузой».

– Не увиливай, я первая спросила.

– Ё, – тихо сказал он.

Вот, казалось бы, всего один звук, максимум два, но Макс произнес имя Ё так, что Лика сразу поняла: случилось что-то ужасное, и тотчас, как удар молнии, пришло воспоминание о сцене, которую она увидела сквозь прозрачное «окно» Порога, увидела, но не успела осмыслить, всецело захваченная своими переживаниями. Макс на коленях, и рядом с ним… Да, это, несомненно, был Виктор! Но почему на коленях?

«Там кто-то лежал на мостовой…»

– Что с ней? – боясь услышать ответ, спросила Лика.

– Она умерла, – Макс сказал это совсем тихо. И куда подевалась победительная мощь его голоса? – Видишь ли, у нас была попытка вторжения ратай.

«Ё… Ох, горе-то какое! Ё, милая…»

– Когда? – спросила она, не чувствуя своих губ.

– Буквально за несколько минут до того, как открылась эта Дверь. – Лика видела, что Максу очень не хочется об этом говорить, но она имела право знать.

– Вы?..

– Я тебе все расскажу… – Макс теснее прижал Лику к груди. – Потом. А ты расскажешь мне про себя. Меш жив? Риан?

– Надеюсь, что да. – Лика закрыла глаза и сразу же увидела ослепительную Ё, такой, какой она была в тот день, когда предложила Лике любить Макса вместе.

«Господи! А как же Ци Ё?» – Мысль буквально обожгла сердце, и слезы подступили к глазам.

– Макс, – начала было она, снова открывая глаза, но закончить он ей не дал.

– Потом, милая, – покачал он головой. – Все потом. Тут, если мне не изменяет память, должна быть еще одна пещера…

– Вставайте, графиня, we have great things to achieve![144]– Голос Макса не то чтобы разбудил Лику, она уже не спала, но как бы смел одним элегантным взмахом клинка остатки приятной дремы, в которой она пребывала в ожидании его возвращения.

Лика открыла глаза и, повернув голову, посмотрела на Макса. Глядя снизу вверх, а она смотрела на него именно так, лежа в спальнике на полу, Макс казался еще больше, чем он был на самом деле.

«Просто чудовище какое-то!» – с непреходящим восхищением подумала она и улыбнулась, а что уж у нее из этого получилось, это другой разговор. Однако стесняться Макса она себе запретила, вероятно, точно так же, как он запретил себе замечать ее кривой рот и все время норовящий закрыться глаз. Что поделаешь, какова игра, таковы и правила.

«Или наоборот?»

– Ты их нашел?

– О да! Я их нашел, – улыбнулся Макс, подходя ближе и сбрасывая на каменный пол тяжелый десантный ранец, который вчера днем, когда он уходил на разведку, был совершенно пустым. – Просыпайся, красавица! У нас будет великолепный завтрак!

Удивительно! Скажи ей сейчас слово «красавица» кто-нибудь другой, обязательно бы обиделась или, во всяком случае, расстроилась. Однако Макс это ведь Макс, и то, что он говорит, всегда означает гораздо больше тех простых значений и незатейливых смыслов, которые заключены в произносимых им словах. Вероятно, все дело в том, что она его любит, но главное, наверное, все-таки в том, что он любит ее.

«Любит… А, кстати, с чего это вдруг великие дела превратились в великолепный завтрак?»

– Они ребята смышленые, – между тем продолжал рассказывать Макс, снимая с себя многосложную сбрую с оружием и всякими десантными штучками-дрючками. – Метки расставили и засели аккуратно, но в общем-то совсем недалеко. Я и не искал их почти, но чужому, пожалуй, обнаружить их будет затруднительно. Их трое, кстати, а не двое, как сказал тебе Ньюш. Теперь соответственно пятеро. Вполне! – Он «сполоснул» руки спреем и, водрузив ранец на стол, стал вынимать из него какие-то упаковки, термосы и пакеты.

«Что-то это мне напоминает, – усмехнулась про себя Лика, вылезая из спальника. – Просто дежавю какое-то!»

Точно так же – обстоятельно и со вкусом – извлекал когда-то Макс на свет божий свои богатства в первый их день на «Сапсане», только вместо ранца был старый брезентовый рюкзак.

«Когда это было? И было ли вообще?»

– Запасы у них на базе сохранились. – Макс достал из ранца пузатый глиняный кувшин, вынул деревянную пробку и с сомнением понюхал содержимое. – Да и горцы из окрестных селений склонны поддерживать старого князя, а не новую власть. – Он покачал головой и отставил кувшин в сторону.

– Вино принес? – без особого интереса спросила Лика.

– И не только. – Макс взял в руки маленький термос и заговорщицки подмигнул Лике. – Яблочный бренди, ваше величество!

Вот теперь он был, несомненно, доволен.

– Ну да, – с иронией в голосе ответила Лика, направляясь в «ванную», чтобы зубы с утра почистить и лицо «умыть». – Мне теперь только бренди пить, на седьмом месяце и с моими цорес…[145]

Завершить фразу он ей не дал.

– Угомонись! – сказал Макс достаточно убедительным тоном, хотя и с улыбкой, несколько смягчавшей властные ноты, прозвучавшие в его голосе. – Я правильно сказал? Угомонись – это подходящее слово?