Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923 - Георгий Чернявский

Можно полагать, что в значительной мере благодаря усилиям Седовой и не в последнюю очередь покровительству ее супруга значительная часть кремлевских сокровищ была спасена от разграбления и уничтожения и сохранена для потомства. Все началось с того, что в декабре 1918 г. появилось сообщение Отдела о том, что, «мечтая об акрополизации Кремля», то есть о превращении его в «городок музеев», подобно афинскому Акрополю, Отдел «готов бить челом перед Советом [народных] комиссаров о том, чтобы весь Кремль с его дворцами» был «передан музейным деятелям». Ленин согласился сделать в Большом Кремлевском дворце музей и запретил раздавать помещения дворца под жилые квартиры. К музейному комплексу были также присоединены Апартаменты великих князей, Оружейная палата и другие здания. В январе 1919 г. Седова обратилась к Ленину с весьма энергичным, если не сказать требовательным письмом: «Сегодня мы открыли Кремлевский Дворец, но самая интересная его часть — Оружейная палата — закрыта. Почему?.. Впрочем, для нашей Советской России это скорее «красочный факт»… несмотря на все комиссии, на все постановления… в «Апарт[аментах]» живут «дорогие товарищи», которые не хотят его покинуть… Еще забыла упомянуть о картинной Кремлевской галерее… Галерея также примыкает к Оруж[ейной] палате».

Ленин пошел навстречу требованиям Седовой. Прилегающие помещения были присоединены к Большому Кремлевскому дворцу для создания единого музейного комплекса. Прошло, однако, несколько лет, и в апреле 1925 г. здание Апартаментов было очищено от музейных экспонатов и вновь превращено в квартиры, которые и ныне являются правительственной резиденцией для приема высоких гостей. Весь же Кремль в 1925 г. по указанию Сталина был превращен в строжайшим образом закрытый для посторонних комплекс.

Работу отдела музеев Луначарский назвал «положительным чудом». Но главным приводным ремнем в деятельности огромной машины сохранения культурного наследия была Седова-Троцкая [1129]. Почти через два десятилетия, летом 1937 г., в далекой Мексике, Седова в письме мужу вспоминала со многими подробностями и явной ностальгией свою работу в Наркомпросе. Видно было, что она относилась к этому делу весьма серьезно, отнюдь не считая свою должность чем-то вроде синекуры, и даже упрекала супруга за недостаточное внимание к ее деятельности: «Я говорила тебе не раз, что для меня работа в м[узейном] о[тделе] была большим серьезным трудом, совсем для меня непривычным, совсем новым… У меня всегда было чувство, что я не все еще, не все то делаю, что должна была бы, что у меня есть пробелы, но, чтоб их заполнить, надо совсем оторваться от «дома», посвящать работе и вечера. Поездить по провинции, хотя бы выдающейся в отношении моей работы. Мне иногда хоть и ставили это на вид, особенно провинциалы, ты не давал себе отчета в моих трудностях, в моей неподготовленности и в моей ответственности… Моя работа походила на подготовку к экзамену, затянувшемуся на годы. Я помню, когда я хотела тебе рассказать что-нибудь из области моей работы, связанное и с отношениями людскими, о каком-нибудь успехе или неудаче, ища твоего сочувствия, или одобрения, или совета — ты уклонялся, иногда мягче, большей частью резко. Я помню, как ты один раз прочел составленную мной копию письма в ЦК по поводу специалистов и сказал мне: «очень хорошо написала». Для меня это было величайшей радостью» [1130].

Впрочем, если иметь в виду работу Седовой, Троцкий приносил ей не только радости. Еще в феврале 1920 г. по распоряжению Ленина был образован Гохран республики, позже, в 1960 г., получивший длинное название — Государственное учреждение по формированию Государственного фонда драгоценных металлов и драгоценных камней, отпуску и использованию драгоценных металлов и камней при Министерстве финансов РФ. В первые годы существования Гохран никаким наркоматам не подчинялся, а находился под прямым контролем Политбюро и являлся заведением высочайшей степени секретности. В Гохран поступили драгоценности семьи Романовых, конфискованные ценности церкви и русской знати, а в 1921 г. и драгоценности со складов ВЧК, отобранные при арестах «контрреволюционеров» (та часть, которую не успели расхитить чекисты-воры и партийные деятели).

Ленин не был в полной мере удовлетворен достигнутыми результатами и счел необходимым образовать специальную комиссию, которой под фиктивным патронажем ВЦИКа и правительства поручалось существенно расширить поступления в Гохран. Спецуполномоченным ВЦИКа и Совнаркома по учету и сосредоточению ценностей был назначен Троцкий, может быть, потому, что жена его уже работала в соответствующем отделе Наркомпроса.

Сколько-нибудь систематической деятельности в этом направлении Троцкий не развернул, ограничившись в основном ревизией Оружейной палаты, в которой лично побывал, чтобы дать указания и познакомиться с грандиозным музейным фондом, о котором, очевидно, слышал от своей супруги. По указанию Троцкого руководимая им комиссия отбирала «менее важные» ценности, изымала их из Оружейной палаты и передавала в Гохран для дальнейшего использования в финансовых целях, то есть для продажи за границу или для финансирования международного революционного движения по линии Коминтерна. Директору Оружейной палаты Д.Д. Иванову в некоторых случаях удавалось отбить у конфискации предметы старины, которые ретивые администраторы собирались изъять в пользу Гохрана. Так, он отстоял известный серебряный сервиз Екатерины II, подаренный ей князем Г.Г. Орловым. В других случаях, однако, протесты Иванова оказывались бесполезными [1131]. Приводила ли к внутрисемейным конфликтам эта деятельность Троцкого, противоречащая работе его жены, направленной на сохранение музейных ценностей для народа, остается только догадываться.

Удивительно, но в неспокойных 20-х гг., не имея подчас нормальных дипломатических отношений с соседними государствами, большевистские лидеры позволяли себе такую роскошь, как выезд за границу по личным делам. В конце 1922 г. состоялась негласная поездка Троцкого с супругой в Берлин, скорее всего для консультаций с немецкими медиками. В германской столице по долгу службы Троцкого встречал сильно не любивший его Красин, на свое несчастье проболтавшийся Троцкому, что планирует поехать на отдых в сицилийский город-курорт Таормина. Троцкий тут же сообщил, что тоже хотел бы там оказаться. Красин отправился в Италию и уже из Сицилии, 14 декабря, написал забавное письмо жене: «Единственная реальная опасность: как огня боюсь приезда сюда Herr'a Lion'a (он пужал меня в Берлине, что собирается с женой в Таормину), и, если он действительно тут появится, либо сбегу куда-нибудь, либо совершу какую-нибудь уголовщину, убийство, самоубийство или что-либо подобное» [1132].