Песенка для Нерона - Том Холт

Затем кто-то хлопнул меня по плечу и хорошо знакомый голос (у меня отличная память на голоса, как у Эвриклида на лица) произнес:

— Гален?

Есть такая сказка, уверен, вы ее знаете. Орфей, величайший из когда-либо живших на земле музыкантов, спустился в Аид, чтобы вернуть мертвую жену. Царь Плутон велел ему проваливать на хрен, мертвые не возвращаются, таковы правила; но Орфей заиграл на арфе и музыка его была так чудесна, что в конце концов Плутон сказал: ладно, можешь забирать ее, но при одном условии. Ты пойдешь к свету первым, а я отправлю ее следом — она будет идти прямо за тобой.

Но что бы ты не делал, что бы не слышал — не оборачивайся на нее, пока вы не окажетесь наверху, потому что если ты обернешься, она останется здесь навеки. Орфей пошел прочь и в ушах его звучал голос жены, зовущей его по имени: Орфей, Орфей; но он знал, что царь мертвых шуток не шутит и как сказал, так и сделает, и потому не оборачивался, а знай себе переставлял ноги. А голос все звал из-за спины: Орфей, ты ли это? посмотри на меня; и он знал, что это ее голос, который звучал у него в голове с того дня, как она умерла и покинула его, с того дня, как она умерла, а он остался жить, потому что поплыл к берегу, а боги послали ему плавучий гроб в помощь… погодите, я перепутал легенды, это произошло с кем-то другим — с Одисеем или еще кем-то. В общем, Орфей почти дошел. Он уже видел берег Реки и лодку Перевозчика, прыгающую на волнах, как плавучий гроб, а еще дальше — свет, но тут голос опять позвал его: Орфей; и он, не подумав, обернулся, увидел ее лицо и тут же понял, что натворил… я обернулся. Это был Луций Домиций.

— Гален? — повторил он. — Какого черта ты здесь делаешь?

Он сказал это по-гречески, но тоном римлянина, который спустился во внутренний дворик виллы, чтобы позавтракать, и обнаружил под столиком грязного старого бродягу. Я подумал: вот это наглость, звучит так, будто этот город принадлежит ему (и тут же сообразил, что в принципе так и есть, хотя с точки зрения закона это и спорный вопрос).

Так или иначе, я вытаращился на него.

— Я думал, ты погиб, — сказал я.

— Кто, я? Нет.

На нем была довольно новая туника — хорошего качества аттическая шерсть — и весьма элегантные сандалии, получше, чем у меня; подмышкой он держал симпатичную маленькую лиру с резной рамой. Он выглядел не так, как в старые дни — заметно упитаннее, без мешков под глазами, да и жилистость — следствие недоедания и постоянных упражнений на свежем воздухе — куда-то пропала. Загар уже начал выцветать — кожа еще не отличалась оттенком дохлой рыбы, характерным для городских господ, но за сборщика винограда его было уже никак не принять.

И он морщился, будто я был испорченной устрицей, угодившей в его салат.

— Ты, кажется, в порядке, — добавил он таким тоном, будто я сделал что-то не так, причем безо всяких причин.

— У меня все отлично, — сказал я. — Слушай, мы можем отойти и поговорить, чтобы не точать тут посреди улицы?

— Чего? А, да, наверное. Но времени у меня немного. По идее, мы тут заказчиков ждем.

Однако прежде чем мы смогли куда-нибудь пойти, подошел другой музыкант.

— Доброе утро, Нарцисс, — сказал он. — Кто этот фермер?

Это его нынешнее вымышленное имя, догадался я — Нарцисс. Под фермером, предполагаю, он имел в виду меня.

— О, просто родственник, — смущенно ответил Луций Домиций. — Слушай, мы заскочим тут в заведение на той стороне, это ненадолго. Если тот мужик подойдет в мое отсутствие…

Музыкант кивнул. Он был высокий, стройный, но не тощий, с длинной черной бородой, чуть-чуть не хватает до пятидесяти.

— Не беспокойся, я замолвлю за тебя словечко. Но ты, по возможности, не задерживайся, работа обещает быть знатной.

— Кто это был? — прошептал я, пока мы шли через площадь к винной лавке.

— О, один мой друг, — сказал он, будто защищаясь. — Мы работаем месте. Он играет на флейте.

Ну что ж, прекрасно, подумал я, это все объясняет. Я заказал полкувшина разведенного и две чаши. Нести его не торопились, но таковы уж Афины.

— Ты не ответил на мой вопрос, — сказал он, прежде чем я успел открыть рот. — Что ты делаешь в Афинах?

Я ничего подобного не ожидал.

— Я здесь живу, — сказал я.

Он нахмурился.

— Что, здесь, в городе?

— Нет, в Филе, на ферме дедушки. Я ею владею.

Выражение его лица ясно говорило, чтобы я врал, да не завирался.

— Но я думал, что твой дед давно умер, — сказал он.

— Так и есть, умер.

— И оставил ферму твоим двоюродным братьям. Вам ничего не досталось.

— Совершенно верно. Но двоюродные братья тоже умерли. Я купил ее.

Он был потрясен.

— Купил? — переспросил он. — И откуда же, блин, ты взял столько денег?

Нет чтобы спросить, например, как я уцелел в кораблекрушении или что еще. Нет, его интересовало, какое отношение такой оборванец, как я, может иметь к деньгам. Очаровательно.

Но я был не в настроении затевать свару.

— У царицы Дидоны, — сказал я.

— Чего? Ты что, вернулся туда и забрал сокровище?

Я ухмыльнулся.

— Боже упаси, — сказал я. — Мне удалось прихватить кое-что во время погрузки. Ты не поверишь, что со мной происходило с тех пор, как…

— Но теперь ты фермер, так? Ты завязал с воровством, честно?

Я не смог найти подходящих слов, поэтому просто кивнул.

— А с той штукой, которую ты спер, ты был осторожен? Ты, часом, не соришь тут деньгами, привлекая ненужное внимание?

— Ну конечно, нет, — сказал я яростно. — Я не дурак.

Его выражение означало, что он в этом не вполне уверен.

— Что ж, ладно, — сказал он. — В любом случае теперь уже ничего не попишешь, я полагаю. Но что заставило тебя вернуться именно сюда? Почему ты не поехал куда-нибудь, где тебя никто не знает?

Я мог бы ответить: что, ты имеешь в виду — туда, где мы с тобой не находимся в розыске? Назови хотя бы три таких места. Но я не стал.

— Проклятие, Луций Домиций… — начал я.

— И не называй меня так, ради всего святого. Меня зовут Нарцисс, понял? — Он бросил взгляд через плечо. — Нарцисс, сын Порфира из Митилены. Запомни, ладно?

— Да мне без разницы, — сказал я, теряя терпение.

Это его взбесило.

— Бога ради, Гален, — сказал он. — Это важно.

— О, — ответил я. — А меня по-прежнему можно звать Галеном, значит?

Он вздохнул.

— Нет, если бы решал я, — сказал он. — Последнее, в чем я нуждаюсь — это ты, разгуливающий под своим собственным именем по городу, где тебя могут узнать. Но похоже, с этим уже ничего не поделаешь, так что я решил оставить эту тему.