Таинственное убийство Линды Валлин - Лейф Г. В. Перссон

— То есть в том он сильно отличается от Юханссона со всеми его историями о собственных грандиозных успехах и идиотских провалах других, — сказала Хольт и с любопытством посмотрела на коллегу.

Все правильно, если верить Маттей. Ларс Мартин Юханссон нисколько не напоминал Яна Левина, пусть даже они и были одного возраста. Наоборот. Истории Юханссона научили ее полицейской работе чуть ли не больше всего иного из того, что она осваивала, читала, видела и слышала. Кроме того, он хорошо умел рассказывать их, и в его историях всегда присутствовал определенный педагогический элемент.

— И естественно, ни слова лжи, — восторженно улыбнулась Маттей.

Его рассказы всегда были абсолютно правдивыми, по словам Маттей, и совершенно исключительными в том смысле, что Ларс Мартин Юханссон принадлежал к тем немногим людям, кто понимал, что порой есть только один способ поиска истины, а именно диалог по душам с самим собой. Все согласно теории о самоанализе как о способе ее найти, теории, которую Беррес Скиннер развил в своих научных эссе. Даже при том, что такой диалог не имел ничего общего с их повседневной и скучной практикой, где ложь постоянно перемешивалась с правдой.

— Юханссон ведь никогда не врет, — подзадорила ее Хольт.

— Конечно, в обычном понимании этого слова, — согласилась Маттей. — Он не тот человек. Юханссон никогда не лжет другим.

— И из каких же он тогда?

— Возможно, он обманывает сам себя, — сказала Маттей неожиданно с тоской в голосе.

— Может, тебе выйти за него замуж, Лиза? — предложила Хольт.

— Он уже женат. Кроме того, по-моему, я не в его вкусе, — констатировала Маттей и вздохнула.

В понедельник Анна Хольт перешла в наступление и атаковала Бенгта Монссона с помощью бумаги Левина, допытываясь, чем он, собственно, занимался. Дружелюбно слушавшую его Лизу Маттей сейчас заменила Анна Сандберг. Не считая чисто житейской причины, замена должна была напоминать Монссону о его единственном большом интересе в жизни.

— Какой план? — спросила Сандберг у Хольт перед допросом.

— Я говорю, ты слушаешь. Если мне понадобится твое участие в разговоре, ты заранее заметишь это, — объяснила Хольт.

— Как раз по мне.

— Никаких угроз, никаких обещаний, никакой спешки. В остальном ты должна выглядеть как самая заурядная сучка, — объяснила Хольт.

— С последним, я думаю, не будет никаких проблем, — усмехнулась Анна Сандберг.

— Поскольку я все время старалась быть честной с тобой, Бенгт, то решила показать тебе этот документ, — начала Анна Хольт и передала Монссону подготовленный Левиным отчет.

— Мне нравится такой подход, — сказал Монссон вежливо.

— Замечательно, — сказала Анна Хольт и улыбнулась дружелюбно. — Тогда я предлагаю прочитать его в спокойной обстановке. Там указано то, что нам уже и без тебя известно, но все равно было бы интересно послушать твое объяснение тоже.

Пять минут спустя Бенгт Монссон закончил читать.

— Да, я изучил написанное там, — сказал он. — И сейчас припоминаю, что конечно же встречался с Линдой в тот вечер. Ночью то есть, — поправился он. — Насколько я помню, мы сначала сидели и разговаривали, а потом занимались сексом, на каком-то диване, по-моему… но далее пустота.

— Потом ты ничего не помнишь, — констатировала Анна Хольт.

— Там просто какая-то черная дыра, — сказал Монссон.

— Тогда какое твое следующее воспоминание? — спросила Хольт.

Монссон вспомнил, что он встречался со своей старой подругой. Был у нее дома. Она жила в Кальмаре. Что днем они занимались сексом. И сходили на концерте вечером. Юллене Тидер. Это он помнил. Он же фактически получил билеты еще до Янова дня. По личным каналам на работе.

Но потом все было как во мраке. И прежде всего, он не мог понять, почему постоянно испытывал ужасный страх. Еще он помнил, что просто ушел оттуда. Оставил свою подругу. Покинул концерт. Поехал домой к себе в квартиру. Вроде бы воспользовался автобусом из Кальмара до Векшё. Черная дыра, сильный страх, дома — снова. Не помнит когда, но скорей всего днем, поскольку на улице хватало народа.

— Значит, в субботу днем ты вернулся к себе домой, — констатировала Хольт.

— Если ты так говоришь, — сказал Монссон и пожал плечами. — Это просто как черная дыра.

— У тебя есть вопросы, Анна? — спросила Хольт и повернулась к своей коллеге.

— Получается, все ваши воспоминания сводятся к тому, что вы ничего не помните, — заметила Анна Сандберг угрюмо.

— Да, — подтвердил Монссон и посмотрел на нее так, словно только сейчас обнаружил ее присутствие в комнате.

— Но относительно твоей бреши в воспоминаниях, ее-то ты помнишь точно? — поинтересовалась Анна Сандберг.

— Да, — ответил Монссон. — Это просто как черная дыра.

— Между четырьмя часами в ночь на пятницу и утром того же дня у тебя, выходит, вместо воспоминаний черная дыра?

— Да, — сказал Монссон. — Все так и есть. Это совершенно необъяснимо.

— Ну, конечно, — согласилась Анна Сандберг. — Я никогда не слышала о столь точном провале в памяти. Странно, что ты помнишь о нем так хорошо. Точно помнишь то, о чем не помнишь, я имею в виду, и вдобавок столь удачно, что выпал как раз тот момент, когда ты душишь и насилуешь Линду.

— Неужели, по-твоему, я буду сидеть здесь и лгать о подобных вещах? — перебил ее Монссон.

— Ты просто не осмеливаешься признаться, — сказала Анна Сандберг и пожала плечами. — Ты же — трус. Мне тебя даже жалко.

— Твоя черная дыра… — вступила в разговор Анна Хольт. — Ты не мог бы попытаться описать ее? Как она выглядит?

Как обычная дыра, только и всего. Которая по неизвестной причине вызывала у него сильный страх.

— Похоже, случились ужасные вещи, когда ты находился в этой дыре, — констатировала Анна Сандберг. — Может, тебе попытаться выкарабкаться из нее?

— О чем это ты? — спросил Монссон.

— Рассказав, что ты делал, пока находился в черной дыре, — объяснила она.

— Я не знаю, — сказал Монссон. — Я просто оказался там.

Никуда дальше они за целый день так и не продвинулись. К концу допроса у Монссона самого нашлось несколько проблем, о которых он захотел рассказать. И проблем довольно важных. С точки зрения привлечения их в свою защиту. Ну, он не убивал Линду. Они занимались сексом. Совершенно добровольно. Он уж точно не причинил ей никакого вреда.

— Откуда ты можешь знать? — перебила его Анна Сандберг. — Ты же ничего не помнишь?

Монссон знал это, несмотря на провал в памяти. Он никогда не позволил бы себе ничего подобного. У него даже мысли такой никогда не возникло.