Русская эмиграция в Китае. Критика и публицистика. На «вершинах невечернего света и неопалимой печали» - Коллектив авторов

в университет, на словесный факультет. С головою окунулся он в умственно-бурную жизнь тогдашнего студенчества. Станкевич и Белинский оказали на него глубокое влияние – но ненадолго. Когда Белинский пошел налево, Константин столь же решительно пошел направо. Разрыв с Белинским означал для него возвращение, уже окончательное и полное, в семью. Вся кипучая и разнообразная деятельность Аксакова отныне протекает в домашнем кругу и уюте. Даже Европа не способна была его заинтересовать: попав за границу, он стремится домой и возвращается восвояси, не побывав даже в Париже. Отношения его к женщинам не идут далее преходящих увлечений. Ни разу ему не приходило на ум решение связать себя браком. Внебрачная же связь с женщиной претила его нравственному чувству. Он умер девственником.

Деятельность Константина Аксакова была разносоставна. Университет толкнул его на поприще научное. В 1845 г. была одобрена к напечатанию, а в 1847 г. публично защищена Константином обширная его диссертация: «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка» – громадная книга, написанная на гегелевском тарабарском языке и лишенная сколь-нибудь значительных научных достоинств. Не отрывается и впоследствии Константин Аксаков от научно-филологических интересов. Доброжелательные к автору филологи готовы признавать за его рассуждениями о русской грамматике значение философское. Во всяком случае, не эти труды составили имя Аксакову. Наоборот, одно лишь имя его побуждает отнестись к ним со вниманием.

Сильнее критические его опыты, хотя и тут критическое чутье занимает подчиненную роль, а потому легко изменяет автору. Особое место занимает написанный ровно сто лет тому назад очерк, посвященный только что вышедшим «Мертвым душам» Гоголя13. Напечатанный отдельной брошюрой, он затерялся и был «открыт» Венгеровым14 и им перепечатан в его известной монографии о Константине Аксакове.

В свое время это произведение не вызвало ничего кроме улыбок. Сам Гоголь не мог простить его автору – так оно казалось даже ему искусственно повышенным в тоне и не отвечающем предмету15. Сейчас оно звучит серьезно. Уподобление Гоголя Гомеру и возведение его скорбно-насмешливой «поэмы» на степень эпоса уже не кажется смешным преувеличением.

Неизмеримо большее значение имеют исторические опыты Аксакова16. Не являясь в этой области профессиональным ученым, он, движимый в значительной мере полемическим задором, противопоставил господствовавшему в то время течению исторической мысли, наиболее яркое выражение находившему в Соловьеве17, те основные мысли, которые стали с той поры железным инвентарем национально-почвенной историософии славянофильства.

Преклонение перед древней Русью и отталкивание от России Петровской, исказившей незакатную красоту русского национально-религиозного идеала; превознесение «земского» начала в противовес началу государственному, как внешнему, формальному, жизнь свою получающему от «земли»; оттенение мирского начала, общинного, как своеобразно-прекрасной формы проявления русской земской жизни – все это было впервые не просто сказано, а отчеканено Константином Аксаковым в формулах ударно-публицистических, горящих убежденностью и исполненных не только национально-патриотического, но и религиозного духа.

Несмотря на некоторые явные чрезмерности и предвзятости, исторические статьи Аксакова (собранные в первом томе его сочинений)18 в целом сохранили свежесть. Каждый русский историк, который своеобразие русской истории видит в неотделимости России от православия и останавливается на свойствах русского характера и русской личной и общественной жизни, этим обусловленным, не может не видеть учителя и предшественника в Константине Аксакове, как бы решительно этот историк не отмежевался от некоторых суждений и мнений этого основоположника славянофильства. А каждый русский человек, размышляющий над прошлым своей родины, должен знать, что некоторые мысли и утверждения, кажущиеся ему самоочевидными, впервые с полной ясностью высказаны были Константином Аксаковым.

«Простота» русской истории! Не только раньше всех, но и лучше всех сказал об этом Константин Аксаков. «Не встретите вы в ней ни одной этой красивой лжи, которая заставляет человека любоваться собою в своем собственном порыве, говорить фразы, щеголять нарядом тела и души. В русском мире нет ничего гордого, ничего блестящего, ни единого эффекта. Все просто. Слово скупо, вы встретите его столько, сколько нужно для дела. Совершаются великие дела без щегольства и хвастливости… Все кажется некрасивым и не видно для неглубокого взгляда тому, кто не заметит великости смирения и внутренней силы, для того нужной. А кто заметит, кто увидит его, перед тем побледнеют все иллюстрированные картинки, которыми так богаты истории других народов.

В самом деле, какая может там быть красивость и блеск, где нет поклонения человеку, где человек не любуется сам собою, где он христианин, постоянно сознает себя греховным и недостойным и смиряется, молясь, перед Богом. Здесь высшая духовная красота, не многим понятная»19.

Значение крещения Руси! «Народ легко отдал принятые им кумиры и так же легко принял и христианство – но оно глубоко проникло в его душу и стало необходимым условием его существования. Христианин и русский стали одним словом. Русь как земля христианская именуется святой, и вся последующая история показала, что ни соблазны, ни насилия не могут лишить нас духовного блага веры. Отдавая на терзание свое тело, русский не отдавал души, и терпеливый во всем, он не переносил оскорбления веры: история казаков, история польского нашествия показывают нам это, являют нам этот спасающийся на земле народ, падающий, как грешный человек, но не слабеющий в вере, не отчаивающийся, всегда кающийся и восстающий покаянием…»

Наконец, общая характеристика духа русского народа и его истории – разве не ее Константин Аксаков впервые дал ей лапидарное и точное выражение? – «История русского народа есть, единственная во всем мире, история народа христианского не только по исповеданию, но по жизни своей, по крайней мере, по стремлению своей жизни»20.

Пробовал свои силы Константин Аксаков и в области изящной литературы. Начав с водевилей, он написал затем историкопублицистическую драму: «Освобождение Москвы в 1612 году», вещь слабую, хотя и нравившуюся простым людям. Снята она была с репертуара после первого же представления по политическим соображениям: слова «глас народа – глас Божий» вызвали шум в зале…21 Другим значительным драматическим его произведением была пародия на помещиков «сивилизаторов» «Князь Луповицкий»22. Эта драма может представлять, как прообраз «Плодов просвещенья»23, интерес для историков литературы, но самостоятельной ценности и она не имеет.

Почти то же самое можно сказать и о стихах Константина Аксакова. Некоторые из них приобрели широкую известность, но тщетно было бы искать в них литературного мастерства и подлинного поэтического вдохновения. Сила их в мыслях и чувствах, в них выраженных, и в той искренности и глубине убеждения, которая в них дышит и их оживотворяет. Потрясающая мощь обличения, доходящая до пафоса, проникает стихотворение, посвященное Петру Великому24. Пламенным гимном свободе звучит «Свободное слово»25. Такие стихи Константина Аксакова