Сердце зимы - Роберт Джордан

– Байл, а это не заговор? Скажи мне. Пожалуйста!

Никто не говорит «пожалуйста» своей собственности, даже со’джин. Только когда чего-то очень сильно хочется.

Байл, снова покачав головой, оперся рукой на каминную полку и устремил взгляд в огонь.

– Айз Седай не могут без интриг, как рыбы не могут без воды. Они вступили бы в заговор с Сюрот, но вопрос: стала бы она сговариваться с ними? Я видел, как она смотрела на дамани – они для нее все равно что шелудивые собаки, с блохами и заразными болезнями. Может ли она хотя бы заговорить с Айз Седай? – Он поднял взор, и его глаза, чистые и открытые, ничего не скрывали. – Я скажу тебе чистую правду. Клянусь могилой своей бабушки, я убежден – никакого заговора нет. Но вдесятеро сильней я уверен, что не позволю ни Взыскуюшему, ни кому бы то ни было еще причинить тебе вред, чего бы мне это ни стоило.

Вот такие слова мог бы сказать всякий верный своему хозяину со’джин. Впрочем, она даже краем уха не слыхала, чтобы какой-нибудь со’джин был столь откровенен. И Эгинин понимала, что говорил Байл вовсе не как образцовый со’джин, а как человек, охваченный совсем другими чувствами.

– Спасибо, Байл. – Чтобы командовать, необходим уверенный голос, но сейчас Эгинин испытывала гордость, что голос ее хотя бы не дрожал. – Если сумеешь, отыщи этого мастера Коутона. И Тома Меррилина. Может, что-то и удастся сделать.

Уходя, Байл не стал кланяться, но Эгинин и в голову не пришло его упрекнуть. Она тоже не собиралась позволить Взыскующему схватить ее. Она остановит его во что бы то ни стало. Свое решение она приняла еще до того, как освободила Бетамин. Эгинин до краев наполнила бренди помятый кубок, намереваясь напиться, чтобы ни о чем не думать, но вместо этого сидела и глядела в темную жидкость, так и не пригубив. Во что бы то ни стало. О Свет, она ничем не лучше Бетамин! Но понимание это ничего не меняло. Во что бы то ни стало.

Рынок Амхара был в Фар Мэддинге одним из трех, где дозволялось торговать чужеземцам, но, несмотря на название, громадная площадь ничем не походила на рынок, здесь не было ни длинных прилавков, ни витрин, ни товаров. Несколько всадников, горстка закрытых портшезов, которые несли носильщики в ярких ливреях, и редкие экипажи с наглухо задернутыми шторками двигались сквозь негустую, но хаотичную толпу, какую увидишь в любом городе. Большинство народу плотно куталось в плащи – с окружавшего город озера задували порывы утреннего ветра, и холод подгонял людей больше, чем неотложные дела. Вокруг площади, как и вокруг двух других Чужеземных Рынков, вплотную стояли банкирские дома, крытые шифером каменные гостиницы, где останавливались купцы-иноземцы, а приземистые, лишенные окон склады, где они хранили товары, перемежались каменными конюшнями и обнесенными каменными оградами фургонными дворами. Фар Мэддинг был городом каменных стен и шиферных крыш. В это время года гостиницы были заполнены в лучшем случае на четверть, а из складов и фургонных дворов пустовало, наверное, больше, чем три четверти. Но придет весна, торговля оживится, и купцы будут платить втройне за любое место, какое сумеют найти.

На круглом мраморном пьедестале в центре площади высилась статуя Савион Амхара, в два спана высотой, в мраморных одеяниях, с искусно вырезанными цепями – знаками должности – на шее. Мраморное лицо Первой Советницы под мраморной диадемой хранило суровое выражение, а правая рука крепко сжимала рукоять мраморного меча, острие коего покоилось между обутых в туфли ног. Вытянутый же палец на поднятой левой руке предостерегающим жестом указывал в сторону Тирских Ворот, в трех четвертях мили отсюда. Фар Мэддинг зависел от купцов из Тира, Иллиана и Кэймлина, но Верховный Совет крайне настороженно относился к иноземцам и опасался тлетворного влияния их порочных обычаев. Рядом со статуей стоял солдат Уличной Стражи в стальном шлеме, в кожаной куртке с нашитыми внахлест прямоугольными металлическими бляхами и с эмблемой Золотой Руки на левом плече. Длинным гибким шестом стражник отгонял чернокрылых серых голубей. Савион Амхара относилась к числу трех наиболее уважаемых женщин в истории Фар Мэддинга, хотя о них мало кто знал дальше берегов озера. Двое мужчин родом из этого города упоминались во всех историях мира, хотя, когда родился первый, город назывался Арен Мадор, а когда родился второй, он носил название Фел Морейна, однако в Фар Мэддинге многое бы дали, чтобы забыть Раолина Проклятие Тьмы и Юриэна Каменный Лук. Именно из-за этих двух человек Ранд и оказался в Фар Мэддинге.

Некоторые прохожие на Рынке Амхара оглядывались на проходившего Ранда, однако дважды на него никто не взглянул, хотя он был достаточно заметен – из-за голубых глаз и волос до плеч. Здесь волосы носили длиной иногда и до пояса, но либо подвязывая на затылке, либо закалывая особой заколкой. Впрочем, простая шерстяная одежда Ранда была неприметна, в лучшем случае такую мог носить оборотистый купец средней руки, а без плаща, несмотря на ветер с озера, был не один Ранд. Плащей не носили и кандорцы с раздвоенными бородками, и арафельцы с вплетенными в косицы колокольчиками, а также крючконосые салдэйцы – для них стоявшая в Фар Мэддинге погода казалась мягкой по сравнению с зимами в Порубежье, но в Ранде ничто не указывало на жителя Пограничных Земель. Сам же он просто не позволял холоду касаться себя, не замечая его, как мог бы не замечать жужжания мух. Плащ помешает, если вдруг придется действовать.

Впервые даже его рост не привлекал внимания. В Фар Мэддинге хватало очень высоких людей, и немногие из них были местными уроженцами. Сам Манел Рочайд был ниже Ранда всего на ладонь. Ранд держался далеко позади него, иногда даже позволяя своей добыче ненадолго исчезать из виду за людьми и портшезами. Травы Найнив превратили Ранда в брюнета, и он сомневался, что изменник-Аша’ман узнает его, даже если обернется. Он же ничуть не беспокоился, что упустит Рочайда. Большинство местных жителей одевались однообразно и скромно, разве что на груди и на плечах одежду украшала вышивка чуть поярче, да еще самые процветающие носили заколки для волос с драгоценными камнями. Чужеземные купцы предпочитали унылые блеклые наряды, дабы не казаться чересчур богатыми, а их охранники и возчики кутались в грубую шерсть. На этом фоне ярко-красная шелковая куртка Рочайда буквально бросалась в глаза. Он вышагивал по площади как король, рука его непринужденно лежала на рукояти меча, а отороченный мехом плащ парусом раздувался за спиной. Вот ведь болван. И этот хлопающий на ветру плащ и меч так и притягивали взоры. Напомаженные и закрученные усы выдавали в нем мурандийца, а ему стоило бы бриться как нормальному человеку. И этот меч... Напыщенный глупец, дурак дураком.

Это ты дурак, коли приперся в это место, яростно выпалил в голове у Ранда Льюс Тэрин. Безумие! Безумие! Нам нужно убираться! Непременно!

Не обращая внимания на голос, Ранд потуже натянул перчатки и скорым шагом продолжал двигаться следом за Рочайдом. Несколько солдат Уличной Стражи, стоявших на площади, провожали того взглядами. Чужаков здесь считали возмутителями спокойствия и горячими головами, а мурандийцы повсюду славились чрезвычайной вспыльчивостью. А уж чужак с мечом тем более привлекал внимание стражников. Ранд порадовался, что свой меч оставил в гостинице вместе с Мин. В глубине сознания он ощущал ее сильнее, чем Илэйн или Авиенду – или Аланну. Их он осознавал очень смутно. Мин же как будто жила внутри него.