Наполеон. Последняя любовь - Томас Костейн

— Сэр, — обратился он к господину Бэлкуму. — У меня имеется приказ губернатора.

Они все ждали, когда он продолжит.

— Сэр, вам позволено появиться в Лонгвуде, но при определенных условиях. Ваш визит будет весьма кратким — тридцать минут.

— Лейтенант, это слишком короткий визит.

Джонни Хай с трудом перевел дыхание, а потом продолжил:

— Я тоже так считаю. Но получен строгий приказ из «Плантейшн-Хаус», сэр, чтобы вы покинули Лонгвуд вовремя. Я подам сигнал за пять минут до вашего отъезда.

Бэлкум нахмурился.

— Значит, когда мы услышим сигнал, мы должны все побросать и ретироваться?

— Боюсь, сэр, что все обстоит именно так.

— Лейтенант, мы ни в чем вас не обвиняем. Мне кажется, что вам это все очень не по душе. И мы постараемся не причинять вам лишних хлопот. Как только мы услышим свисток, то сразу отправимся домой.

— Во время визита в одной комнате с вами будет находиться капитан Николлс, он будет слушать ваш разговор. После того, как вы уедете, мы с ним отправляемся в «Плантейшн-Хаус» и там должны будем доложить губернатору обо всем, что тут говорилось.

— Мне известно, что это обычная процедура, — заявил Бэлкум.

— Даже представители союзников должны обо всем докладывать губернатору. — Он усмехнулся. — Это их страшно раздражает. Мне кажется, что они не выказывали той готовности, о которой мечтает наш губернатор. — Бэлкум вытащил часы. — Мы здесь можем побыть до без четырнадцати минут трех. Мы будем пунктуальны.

— Благодарю вас, сэр.

Молодой человек взглянул на миссис Бэлкум и ее дочерей.

— Сэр, вы абсолютно правы, мне не по нраву это задание, и я… мне очень грустно, что вы покидаете остров. Без вас здесь будет очень тоскливо.

— Джонни, мы тоже станем скучать, — тихо сказала Джейн.

— Правда, Джонни, — добавила Бетси, — вы были одним из наших близких друзей.

— Один из нас подумывает о том, чтобы оставить армию и отправиться домой. Мне… Мне тоже хотелось бы сделать так. Но для меня это невозможно. Понимаете, тут замешано мое семейство. — Он подошел ближе к повозке и произнес шепотом: — Все возмущаются тем, что с вами произошло.

На крыльце показался Маршал и поклонился всем.

— Его Императорское Величество ожидает вас.

К повозке подошел солдат и взял у Бетси вожжи. Это был старый знакомый Бетси, он был очень грустный.

— Нам будет не хватать вас, мадемуазель.

Он был не единственным человеком, жалевшим об отъезде семейства Бэлкум. В окнах показались головы, провожавших их людей. Маршан приветствовал всех из окна императорской спальни, держа в руках императорский мундир. Два садовника отложили в сторону тяпки и подошли к ним с теплыми словами прощания.

Бетси огляделась, прежде чем войти в дом. Она прямо взглянула в глаза Джонни Хай, побежала к нему и шепнула ему на ухо.

— Джонни, я не хочу, чтобы у вас были неприятности. Но у нас так мало времени и я прошу, чтобы вы начали считать с той минуты, когда мы войдем в дом.

Мистер Хай кивнул головой.

— Я так и собирался сделать. Бетси, я перевел часы назад.

Бертран подошел к двери, ведущей в гостиную, а Бетси оглядела собравшихся слуг Наполеона. Все ей были известны, некоторые стали ее друзьями: грустный Перрон, Маршан, так и не выпустивший из рук мундир и щетку, Лепаж, братья Аршамбо в сапогах для верховой езды и многие другие слуги. Они относились с глубоким почтением к семейству Бэлкум.

В комнате было полно народа, и Бетси понимала, как легко было кому-то сунуть записку в карман Сирила Греннисона. Этого жеста никто бы не заметил. Наверно, это случилось, когда офицеры покидали императора.

«Дуралей Греннисон, — подумала девушка, — был настолько взволнован разговором с Наполеоном и плюс ко всему он еще вкусно и плотно закусил, что не заметил, когда эта гадкая дама прошла мимо него».

Бетси прекрасно понимала, кто мог написать подлую записку и решила, что лучше, если на приеме не будет ее. Она не сможет оставаться с ней вежливой.

Слуга отворил дверь гостиной.

Наполеон поднялся из кресла. Он поклонился всем и одарил их теплой улыбкой, которую он сохранял для тех, кто ему нравился. Темно-синий мундир был тщательно выглажен, на нем были ослепительно-белые лосины. На груди сверкали ордена.

Бетси следовала за родителями. Она была страшно смущена. Это был Наполеон, которого она никогда не видела. Император, всегда поддерживавший этикет. Победитель, кого боялись многие коронованные особы Европы.

Он медленно заговорил по-английски:

— Мне очень жаль, что вы покидаете остров. Я буду скучать. Вы гостеприимно открыли мне двери своего дома и приютили несчастного изгнанника, пленника на чужом острове.

На этом он закончил говорить на чужом языке и кивнул Бетси, чтобы она, как всегда, начала переводить. Император вспоминал о приятно проведенных вместе временах и напоминал всем забавные эпизоды — о веселых играх и о розыгрышах, которые провалились, потому что крокодильчика пришлось вернуть его хозяину, о том, как молодые офицеры использовали систему семафоров на острове. Его воспоминания продолжались несколько минут, а потом Бертран двинулся к двери в столовую, чтобы у гостей осталось время выпить чай и полакомиться изделиями Лепажа. Император заключил речь следующими словами:

— Я надеюсь, что всем будет понятно, что доброта, проявленная ко мне господином Бэлкумом и его чудесным семейством, была выражением их симпатий и приязни ко мне. Никогда ничего не говорилось и не делалось такого, что им могли бы поставить в вину те, кто контролирует остров. Я понимаю, что больше никого из вас не увижу, и я благодарен за то время, которое нам довелось провести вместе.

Капитан Николлс находился в комнате, и он не знал, как ему быть: трое из семейства Бэлкум прошли в столовую, а Бетси оставалась в гостиной. Капитан заколебался и встал между дверями. Он их прикрыл так, что оставался виден только кусок рукава. Но ему почти ничего не было слышно.

— Вы не голодны, малышка?

— Нет, сир. У меня отсутствует аппетит.

Император улыбнулся в первый раз за все время.

Но улыбка была слишком горькой.

— Вы не хотите ничего отведать из того, что специально для вас готовил наш добряк Лепаж? Но он не огорчится: я приказал, чтобы лакомства запаковали в корзины и погрузили вам на повозку. Еды там достаточно, чтобы вы могли обойтись без той ужасной стряпни, которую подают на кораблях, в особенности на английских торговых суднах.

Император перестал улыбаться и грустно взглянул на девушку:

— Бетси-и, я вижу вас в последний раз.