Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров - Сергей Анатольевич Смирнов

Вопервых, я предложил королю поставить Святой Престол прямо к подножию королевского трона, то есть перевезти его во Францию. Хотя Папа Клемент Пятый, бывший архиепископ Бордо, гасконец, и так стал прямой креатурой Филиппа, однако я стремился исключить любые случайности. По крайней мере в том, что такие "случайности" возможны, я, увы, не ошибся.

Затем я не без душевного напряжения, произнес слова о великой жертве, которая теперь только и может спасти и возродить Орден в прежней чистоте.

Я напомнил королю слова из Писания: если зерно не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода.

Итак, я сказал, что готов сдать королю без боя все неприступные цитадели Ордена, включая парижский Храм, все свое воинство и все казнохранилища.

У Филиппа широко раскрылись глаза, и только тогда я произнес слово "жертва". Я сказал королю, что единственный способ очистить Орден от проказы - это арестовать разом всех тамплиеров, включая Верховный Капитул во главе с Великим Магистром, по обвинению в богохульстве и заключить их в темницы, предав затем всех арестованных папскому суду, а имущество Ордена конфисковав. Я сказал королю, что следует выдвинуть против Ордена обвинения во всех грехах, о которых по миру бродят слухи.

Со своей стороны я был готов отдать приказ всем рыцарям сдаться без малейшего сопротивления королевским сержантам и признать все возводимые на рыцарей обвинения. Только истинно преданные Богу и Ордену братья могли бы смириться с такой жертвой, а всякие еретики, тайные ассасины и альбигойцы, несомненно предпочли бы спастись бегством или временно укрыться в какомнибудь недоступном месте. Для верности дела я был готов пустить внутри Ордена слух, что уже составлены и переданы королю списки истинных ассасинов и богохульников "внутреннего круга", и отделить на суде агнцев от козлищ не составит труда.

При этом, объяснил я королю, мне уже и самому не составит труда передать в руки короля все требуемые сарацинами вклады.

Затем, по прошествии недолгого времени, согласно велению короля, должно быть принято всеобщее покаяние Ордена, произведено отпущение грехов, двое или трое явных еретиков, кои мне были известны, примерно наказаны, а сам Орден переведен на вновь освобожденную Святую Землю, но не в Иерусалим, на место Соломонова Храма, столь вожделенное для ассасин, а в какое-нибудь иное священное место: в Вифлеем или Назарет.

Король дважды бледнел и трижды покрывался багровой краской, как бы сливаясь со стенами Карбункула. Наконец он воскликнул: "Я вижу самого мудрого и самого честного рыцаря, который когдалибо появлялся на свете! Если бы этот рыцарь не был тамплиером, я прогнал бы хитрого альбигойского лиса (речь, конечно же, шла о Вильяме Ногарэ) и сделал бы великого рыцаря самым важным человеком при Дворе! Я даю свое королевское слово, что впервые в жизни полностью подчинюсь замыслу, зародившемуся в чужой голове!"

Воодушевленный "королевским словом", я вернулся в цитадель Храма и, вновь собрав "северян", преподнес им замысел Великого Мстителя, подтвержденный моею волей, как Великого Магистра, находящегося в здравом уме и твердой памяти.

На этот раз Капитул еще меньше отличался от собрания мраморных и безмолвных изваяний. Молчание длилось до самого рассвета. Затем "северяне" вознесли общую молитву Всевышнему, в Чьих руках заключены все судьбы, осенили себя крестным знамением и разошлись.

В ночь на двенадцатое октября года одна тысяча триста седьмого от Рождества Христова все крепости Ордена были сданы провинциальным сержантам, а пятнадцать тысяч доблестных рыцарей Храма, не подняв руки и не произнеся ни одного бранного слова, позволили заключить себя в темницы и казематы, расположенные в королевских владениях. Все арестованные рыцари беспрекословно исполнили мою волю. Только в ту ночь я окончательно удостоверился в том, что исполнилтаки и главную миссию Великого Магистра Ордена, сумев восстановить в Ордене первоначальный Устав полного смирения.

Что произошло с той ночи за этими стенами, мне не известно.

Я знаю наверняка только одно: король изменил своему слову, и ремни в механизме моего замысла оборвались.

Что произошло с самим королем, мне не известно.

Готов поклясться: в ночь Змееносца Филипп от Капетингов был как никогда откровенен и намеревался действовать согласно со мной.

Возможно, мы стали жертвой какой-то особо изощренной клеветы.

Возможно, скрывшиеся ассасины предложили королю более высокую цену за сокрушение "северян", хотя я и сомневаюсь, что гделибо в мире найдется больше золота, чем в подвалах Ордена.

Возможно, сам Филипп от Капетингов является тайным ассасином.

Нетрудно отыскать бесчисленное множество разгадок, но все они теперь не имеют никакого значения.

Оказывается, вернее всего жить, веря в какое-нибудь небывалое чудо.

-Но ведь Посланник все же пришел, господин мой !- невольно напомнил я Великому Магистру о своей собственной миссии.

-Возможно,- кивнул головой Жак де Молэ.- Согласно священному преданию, я обязан называть посланника так же, как он называет теперь меня. Так вот, господин мой, скажи мне, чем же отличается доблестный молодой человек, лишенный памяти и посланный с некой священной реликвией неизвестно кем и куда, чем отличается он от Великого Магистра, глубокой ночью и посреди узкого двора стоящего с древком от таинственной стрелы и обрывком пергамента, что содержит какоето слово на чужом языке, слово, смысл которого так же темен, как сама ночь?

В тот же миг мне представился глубокий колодец с загадочным светилом, висевшем во тьме более густой и черной, чем смола драконова дерева. Мне представился некто, неизвестный доброжелатель или союзник, спасший мне жизнь то ли наяву, то ли во сне ценою своей собственной жизни. В моих ушах гулким колодезным эхом прозвучала клятва, которую я дал своему спасителю: не меньшей ценою доставить священную реликвию по назначению, то есть во что бы то ни стало отдать ее в руки столь же призрачной персоне.

Я признал, что ничем не отличаюсь от вполне трезвомыслящего человека, скованного необъяснимыми обстоятельствами древнего предания. Оставалось либо принять их, эти обстоятельства либо навсегда покинуть мир всяких преданий и обстоятельств. Так я рассуждал теперь, когда стоял перед престарелым Великим Магистром Ордена тамплиеров, гревшим скрюченные подагрой пальцы над углями, что светились, подобно жару преисподней.

-Так или иначе, я обязан исполнить данную от всего сердца клятву,- пробормотал я.- Даже если меня угораздило давать ее во сне.

-В том наше с тобой, мой господин, сходство,- проговорил Великий Магистр, морщась, по всей видимости от боли в суставах,- в том же, однако, и наше различие. Я тоже давал клятву. Однако твоя, мой господин, клятва ведет тебя прочь из клетки, моя же, напротив, всегда