Ганзейцы. Савонарола - Оскар Гекёр

собой ни единым словом. Матери Джироламо казалось, что ей приснился сон; она ежеминутно боялась очнуться от него и снова припомнить слова противников её сына, которые считали его жертвой сатаны. Теперь она менее, чем когда-нибудь, могла верить этому обвинению ввиду оказанных ему почестей и всего, что происходило перед её глазами. Мать и дочь, точно сговорившись между собой, примкнули к процессии, которая шла мимо собора по городским улицам и направилась к монастырю Сан-Марко.

Савонарола остановился у ворот и ждал молча, окружённый монахами, пока мимо него проходила процессия детей и девушек. Затем все присутствующие мужчины трижды обошли площадь перед монастырём: сначала монахи вперемежку с клириками, послушниками и светскими людьми; за ними следовали старики, горожане и священники, увенчанные оливковыми ветками. Всё это вместе составляло величественное и своеобразное зрелище. Дети, проходя мимо знаменитого проповедника, вглядывались с доверчивой улыбкой в его серьёзное лицо и, видимо, обрадовались, когда он им кивнул головой в знак приветствия.

Синьора Анна почти инстинктивно подошла как можно ближе к монастырским воротам, так как не могла наглядеться на своего сына. Беатриче также внимательно следила за тем, что происходило перед её глазами; она не знала, считать ли почести, оказываемые её брату, благоугодным делом или наваждением сатаны. Наконец процессия кончилась, и Савонарола ещё раз бросил взгляд на толпу, чтобы дать ей своё благословение.

Но тут он неожиданно увидел свою мать, которая с любовью смотрела на него и была совершенно погружена в это созерцание. Он увидел также стоявшую около неё девушку и догадался по сходству с матерью, что это его сестра Беатриче.

В нём заговорило мимолётное чувство сыновней привязанности, и он, который в продолжение многих лет не имел других помыслов, кроме служения Богу, забыл на минуту всё окружающее. Знаменитый монах, которому только что воздавались почести как божественному пророку, всецело поддался сладкому воспоминанию о счастливых годах детства. Какая-то неведомая сила неудержимо влекла его к старой женщине, которая с такой нежностью заботилась о нём в первые годы его жизни.

Удивлённая толпа почтительно расступилась, когда прославленный проповедник подошёл к незнакомой старой женщине и поцеловал её в лоб с громким восклицанием: «Моя мать!» Затем он протянул руку стоявшей около девушки и назвал её своей сестрой.

Но так как женщины не имели доступа в монастырь Сан-Марко и Савонарола хотел избежать уличной сцены, то он шепнул матери: «До свидания!» — и вслед за тем скрылся за монастырскими воротами. Монахи последовали его примеру.

Толпа, сдерживаемая присутствием Савонаролы, тотчас же пришла в движение.

— Мать Саванаролы! Его сестра! — слышалось со всех сторон. Вслед за тем обеих женщин окружили совершенно чужие люди, которые относились к ним с величайшим участием и считали для себя честью познакомиться с ними. Многие едва решались высказать им, насколько они счастливы, что видят близких родных дорогого для них человека, к которому они все чувствуют глубокое уважение. До сих пор смирение и бескорыстие Савонаролы лишало его приверженцев всякой возможности чем-либо выразить ему свою преданность. Теперь представился для них удобный случай доказать ему, какое высокое значение имеет его личность для флорентийского народа. Среди толпы было несколько богатых горожан, которые наперебой просили обеих женщин принять их гостеприимство. Мать Савонаролы не решилась ответить отказом на эти лестные предложения. Её торжественно повели по улицам вместе с дочерью, пока они не дошли до одного дома, куда их попросили войти и оказать этим честь хозяину и его семье. Что оставалось обеим женщинам, как не принять приглашение! Хотя они, видимо, колебались, но на это почти не было обращено внимания; их ввели в дом, где они очутились в семье одного богатого должностного лица по имени Паоло Кампини, который принял их как самых близких родственниц.

В следующие дни мать и сестра Савонаролы могли ещё больше убедиться, каким уважением он пользуется во Флоренции. Помимо множества приглашений от знатнейших лиц города, подарков в виде цветов и плодов, а также всевозможных знаков внимания им приходилось постоянно слышать самые восторженные отзывы о знаменитом проповеднике. Таким образом, не только для синьоры Анны, но и для Беатриче не могло быть никакого сомнения в том, что все считают Джироламо Божьим человеком, ниспосланным Провидением, чтобы возвестить людям истинное Евангелие. Почёт, какой оказывал ему целый город, льстил их самолюбию и заставлял гордиться родством с Савонаролой.

ГЛАВА ХII

Суд Божий

Солнце снова вступило в свои права и мало-помалу освободись землю от зимних оков, которые были едва заметны в долинах прекрасной Италии; но тем труднее была борьба в более гористых местностях и особенно на альпийских высотах. Везде с гор, куда только могли заглянуть тёплые солнечные лучи, шумно стекали быстрые потоки, большие и малые ручьи. Но в негостеприимном районе льдов и снега всё ещё царила зима; хотя и здесь приближение более мягкого времени года сказывалось в переполнении рек и ручьёв, которое служило верным признаком, что весенние лучи коснулись высшей снеговой линии.

В одно ясное солнечное утро из деревни, построенной на выступе широкого утёса, вышел человек с седой бородой и резко очерченными, как бы окаменелыми чертами лица. Он медленно шёл по узкой тропинке, которая, поднимаясь всё выше и выше в горы, шла зигзагами вдоль суровых скал и узких луговых полос, едва покрытых первой зеленью. Старик время от времени наклонялся к земле и срезал молодые стебли трав и растений, которые тщательно складывал в полотняный мешок, привязанный к его плечу. Он был так погружен в своё занятие, что, казалось, не замечал красоты окружавшей его природы; глаза его безучастно смотрели на удивительную игру света и теней. Из груди его по временам вырывался сдавленный вздох; он как будто не чувствовал ни яркого весеннего солнца, ни веяния живительного горного воздуха. Следуя по извилинам тропинки, он мало-помалу достиг значительной высоты и незаметно очутился у группы утёсов, за которыми возвышались глетчеры и начиналась область вечных снегов.

Старик сел для отдыха на краю скалы и, положив на колени полотняный мешок, начал разбирать собранные им травы, которые он заботливо связывал в небольшие пучки. Это занятие настолько поглотило его, что сознание действительности совершенно оставило его. Но вскоре он был выведен из задумчивости глухим шумом, который послышался со стороны глетчеров и с каждой минутой становился всё громче и отчётливее. Старик невольно поднял голову; на его бледном безжизненном лице выразилось недоумение при виде неожиданного зрелища, которое представилось его глазам.

Он увидел издали толпу всадников, которые медленно двигались