Молочная даль - Александр Малов

Женщина предпочла не прикасаться к своему мужчине. Она могла с легкостью проводить своими пальцами ног по бедрам и груди своего партнера. Стоило ей наклониться чуть вперед и поводить рукой близ паха мужчины, и она непременно бы поняла, как желанна она для него. Но никто из них не торопил события. Женщина не хотела так грубо обрывать эту игру. Мужчина же знал, что от малейшего касания тут же прелюдия закончится, тем самым испортив всю суть момента.

И все же мужчина первым нарушил правила игры. Его женщина все так же лежала напротив и смотрела ему прямо в глаза. Пена давно успела раствориться и теперь ничто не мешало лицезреть мужчине два оголенных соска. Небольшие ареолы смотрелись на груди женщины сексуально и одновременно мило. Ее грудь была не слишком большой, но она была упруга и ее более чем хватало, чтобы уместиться в ладони. А этого было достаточно. Наконец, женщина привела свою руку в движение и поднеся бокал ко рту немного испила его содержимого. Теперь бокал возвышался над ее грудью и прежде чем мужчина понял, что сейчас произойдет, все произошло само собой.

Женщина наклонила бокал чуть ниже, всего на несколько сантиметров, но этого оказалось достаточно, чтобы струйка шампанского небольшим потоком обрушилась вниз, омывая ее грудь. Мужчина мог поклясться, что в этот момент он отчетливо почувствовал сладостный аромат, исходящий от своей женщины. Настолько сладкий и манящий, что на мгновенье мужчине захотелось не просто примкнуть к груди. Ему хотелось сжать ее и отгрызать по кусочку. Не выдержав подобной муки, он одним резким движением наклонился вперед, впиваясь губами в свою заветную добычу. Женщина не удивилась, но все же выронила свой бокал на пол. Падение сопровождалось характерным звоном, а ее наслаждение – стоном. Теперь и она вкусила плод запретной игры и не теряя времени ухватилась за своего мужчину, нежно, но крепко. Лишь на мгновенье. Этого хватило и она, продолжая игру, оттолкнула от себя мужчину, возвращая его на свой край ванны. И уже в следующее мгновенье ее голова нырнула вниз, оставляя за собой лишь размытые очертания намокших волос.

А потом…

2

Когда Виктор подъехал к дому Михаила, то застал его на улице, стоящего посреди собственной лужайки. Первое, что бросилось бизнесмену в глаза был газон владельца. Перед наступлением зимы обычно стригут газонную траву ближе к концу октября, тогда как в ноябре начинается сезон сбора листвы. Обычно ее не так много и опадает она периодами, так что хороший хозяин всегда знает, когда наступает время «стянуть» одеяло из красно-желтой листвы с мерзлой земли на своем участке. Однако сейчас Михаил стоял в центре своей лужайки, и Виктор мог поклясться Богом, что из-за скопления листвы под ногами вдовца было невозможно разглядеть даже его собственную обувь. Это еще не вся листва опала, но даже сейчас под всей этой шуршавшей пеленой можно было с легкостью спрятаться и остаться не замеченным.

Внезапно Виктору пришла жуткая мысль. Он представил себе, что под этой кучей сухих листьев расстелен еще один слой листвы. Вот только эта листва была черная, как смола и пахло разложениями. Листья были клейкие и липкие. Порой в этой листве что-то шуршало. Виктор никогда не видел вблизи настоящую сколопендру. Ему доводилось видеть дождевых червей и даже несколько опарышей, но сколопендра была для бизнесмена лишь образом из учебников и телевизионных каналов. И сейчас часть его сознания говорила ему, что под листвой шуршат именно они, эти длинные твари, едко-желтого цвета и с клешнями, острыми, как бритва. Конечно, хватало под землей и другой мерзкой живности, но сколопендры там было больше всего, в этом Виктор не сомневался. Возможно несколько из них уже успели окутать обувь Михаила и сейчас его незавидная участь была лишь делом времени. И хотя Виктор знал, что сколопендра по большей части безвредна для людей, а все эти образы лишь разыгравшееся его воображение, внутри бизнесмена звякнуло что-то зловещее.

Зловещее и жуткое.

Вдовец стоял посреди лужайки в легкой осенней куртке и летних джинсах, слишком светлых и тонких для подобных погодных условий. Под курткой на нем была одета голубая футболка с надписью «бесконечность – не предел». Виктор подумал о том, что скорее всего вся одежда Михаила каким-то образом оказалась в стирке разом и он решил одеть что было под рукой. Все же им предстоял разговор в куда более теплом и укромном месте и поскольку это понимали оба мужчины, то Виктора не так сильно удивил «прикид» человека, который явно ошибся сезоном года. Но даже если так… и сегодня было безветренно, воздух был холодный и обжигающий, даже слишком, чтобы так небезопасно стоять на мерзлой земле и не волноваться о последствиях. Один глоток ледяного воздуха и ты мог с легкостью слечь с температурой или чего хуже – с воспалением легких. Тем не менее вдовец стоял посреди улицы, одинокий и потерянный, будто это место было для него совсем чужим.

«Интересно, как долго он здесь стоит – подумал Виктор и глядя на вдовца, бизнесмен поймал себя на мысли, что сейчас Михаил выглядит довольно пугающе.»

Вокруг было безлюдно. Михаил стоял совсем один. К проезжей части он стоял спиной и Виктор, подъезжая к загородному дому все ближе, видел лишь часть лица мужчины. Смотрел Михаил в сторону своего заднего дворика. Смотрел и казалось что-то нашептывал себе под нос. Мужчина глупо улыбался. Обычно так выглядит поглощенный какими-то сложными и замысловатыми расчетами физик-математик. Для него вокруг не было ничего, лишь цифры да уравнения, из которых нужно сделать что-то более-менее цельное. Виктор не был в этом уверен до конца: похвастаться орлиным зрением бизнесмен не мог, да и на улице было довольно темно – мало ли, что ему могло привидеться. Однако казалось Михаил не просто что-то говорит себе под нос. Виктор уловил в этом бормотании настоящий диалог. Диалог с кем-то или ЧЕМ-ТО. В какой-то момент ему отчетливо показалось, что он ощущает присутствие этого чего-то. Однако теперь, остановившись у самого дома, все эти мысли ушли прочь. Нет никаких сколопендр под листвой, как и нет призраков, с которыми Михаил ведет непринужденную беседу.

Сейчас вид вдовца вызывал у Виктора лишь одно – жалость.

А потом