Твердь небесная - Юрий Рябинин

На этот раз уже у русских был верный случай наконец-таки разбить и отброситьармию Куроки. Но никто из русского командования не поторопился поддержать блестящий успех Зарайского пока. А сам Мартынов не стал продолжать наступления, потому что получил ложное донесение о скоплении впереди крупных неприятельских сил. Не получи Мартынов этих сведений, он бы и одним своим полком вполне мог добить расстроенную, понесшую большие потери японскую бригаду.

Не вышла атака и второй бригады Хасегавы по центру 3-го корпуса: она была отбита огнем русской артиллерии. Разразившийся вслед за этим затяжной ливень прервал бой русской Восточной группы с 1-ю японскою армией.

Итак, боевые действия к востоку от Ляояна не дали ощутимого перевеса ни одной из сторон. Если японцы вынудили генерала Случевского оставить исходные позиции и несколько отойти, то от корпуса генерала Иванова, напротив, они сами едва не потерпели поражения.

В этой трехдневной схватке не было победителя. Но был выигравший. В выигрыше оказался японский генерал Куроки. Он приобрел самое, может быть, важное, что может приобрести полководец, – бесценный военный опыт. Генерал Куроки в эти дни понял, что пытаться одолеть русских, имеющих превосходную артиллерию и перевес в штыках, лобовыми атаками – занятие абсолютно бессмысленное. Для достижения настоящего успеха ему необходим только какой-то экстраординарный маневр, хотя бы и явная авантюра, – но лишь так можно будет переломить сражение в свою пользу. Командующий 1-ю японскою армией не только приобрел опыт, но и сумел им распорядиться с наибольшею выгодой. Что для полководца еще важнее. И несколько дней спустя Куроки совершит этот свой довольно авантюрный маневр, в результате которого русские все-таки отдадут неприятелю ляоянское поле боя.

Сражение южнее и западнее Ляояна, где двум японским армиям противостояла Южная группа генерала Зарубаева, началось позже более чем на сутки – утром 12 августа. Естественно, боевые действия и той и другой стороной здесь велись с оглядкой на происходящее на востоке. И едва отступил Случевский, Куропаткин отдал приказ всей армии отходить на приготовленные прежде тыловые позиции вблизи Ляояна. Хотя на юге за два дня японцы нисколько не потеснили ни один из корпусов Зарубаева. Разве что согнали со своих мест авангарды и, приблизившись к русским позициям, изготовились для последующего удара.

Лило как из ведра. Такого бездорожья, что установилось в Маньчжурии, русские – народ, вовсе не избалованный удобопроходимыми путями, – дома не знали и в самую несносную распутицу. В какие-то часы поля кругом превратились в болота, проселки – в реки. Солдаты, вымокшие до нитки, отходили, по колено увязая в размокшей глине, и еще помогали артиллерии – несли каждый на себе по снаряду. Артиллеристам же, хоть и с помощью инфантерии, приходилось много труднее: лафеты с пушками уходили в грязь по ступицы, и от лошадей проку было мало – они сами-то едва выпрастывали ноги из глубокого месива, то и дело спотыкались, падали, – тогда брались сами бравы ребятушки – кто за гуж, кто лафет подхватывал, кто наваливался на колеса – и, иной раз только что с «Дубинушкой», вытягивали свою пушку. Мортиры, те вообще нечего было и думать выкатить, – их устанавливали на гигантские полозья и тянули по грязи не меньше чем целою ротой.

Но, как говорится, нет худа без добра. Если переход на новые позиции русским давался с неимоверными трудностями, то японцам нисколько не легче было преследовать противника. К тому же они и не преследовали. Они вообще не ожидали этой ретирады. Спустя ночь после отвода русских корпусов ближе к Ляояну японцы начали артиллерийский обстрел противной стороны, нимало не подозревая, что стреляют по оставленным позициям. И, только не встретив ответного огня, они потихоньку, крадучись приблизились к русским окопам. Там не было ни души. Маньчжурская армия отошла тихо и незаметно.

На некоторое время по всему фронту установилось затишье: русские устраивались на новых позициях, а японцы подтягивались и окапывались ближе к противнику.

Можайскому полку достались окопы, устроенные основательно, право же, на совесть – глубокие, просторные, с амбразурами в бруствере и, главное, с далеким обзором. Конечно, подработать чего, поправить где на свой лад, – солдату всегда дело отыщется. Не без этого. Но в целом позиции были добротные. Вроде прежних. Тех, что оставили давеча.

Но, едва уже обустроив новое место, молодцы тотчас попадали в окопах и заснули. Они которую ночь не спали. Ночью командиры обычно не позволяли своим солдатам хотя бы глаз сомкнуть. Но днем, если, очевидно, не ожидалась атака со стороны неприятеля, офицеры не возражали, если измученные вконец люди и поспят часок-другой.

Правее расположения Можайского полка была долина с разбросанными по ней, среди холмов и зарослей гаоляна, деревнями, белыми домиками своими издали напоминающими малороссийские. Слева к юго-западу тянулся горный хребет. В начале сражения по этим горам проходила линия обороны Восточной группы барона Бильдерлинга. Но теперь они перешли в руки японцев. И представляли собою удобные позиции для обстрела русских.

Не меньшая опасность угрожала русским и из долины, где стояли две японские армии: единственное для обороняющихся преимущество этого направления – простор наблюдения за неприятелем – служило на пользу лишь днем, ночью же долина была даже опаснее гор, – решись японцы ночью атаковать, а это был их излюбленный прием, они по ровной местности могли приблизиться к расположению противника куда стремительнее, чем даже если бы спускались под гору.

Пока нижние чины отдыхали, командир полка полковник Сорокоумовский собрал у себя в палатке всех своих батальонных и ротных и объявил, что, по сведениям из штаба корпуса, на их участке ожидается наступление крупных неприятельских сил. Чтобы проверить эти сведения корпусное начальство распорядилось Можайскому полку произвести ночью сколько возможно глубокие разведки в расположение японцев и представить в штаб сведения об их числе, а по возможности причинить им и всякие диверсии. Полковник приказал всем своим ротным для этой цели подобрать по двенадцати охотников от каждой роты, – разумеется, это должны быть самые ловкие, самые отчаянные солдаты. Из них надо было собрать три команды, которые, под предводительством лучших в полку офицеров, пробрались бы в места сосредоточения японцев, разведали о них разные сведения и произвели бы там переполох. Если японцы замыслили на эту ночь или на утро атаку, то такая мера должна ее если не предотвратить, то по крайней мере ослабить.

Охотников прогуляться «до япошки», как говорили солдаты, нашлось много больше, чем требовалось. И предводители отрядов уже среди них отбирали, кого они считали лучшими.

Один из таких отрядов командир 12-й роты штабс-капитан Тужилкин решился возглавить лично. Недавно прибывшему в полк и получившему роту, ему не терпелось проявить себя, а заодно поближе познакомиться с людьми, с которыми ему предстояло воевать. Пока о нем в полку никто толком ничего не знал. А близких знакомств он ни с кем заводить не спешил. Известно было лишь, что он из Москвы, что он довольно давно уже не на действительной, а призван из запаса. Крест на груди свидетельствовал о его прежней ревностной службе. Вот, пожалуй, и все, что можно было о нем сказать.