Экскалибур - Бернард Корнуэлл

— А другие лодки тут есть? — спросил я.

— Только не на тринадцать человек, — отвечал он, — и ни одна не отвезет вас туда, куда поплыву я.

— В Броселианд, — уточнил я.

— Я отвезу вас туда, куда велел Мерлин, — упрямо заявил Каддог, тяжело ступая, обошел «Придвен» кругом и, зайдя спереди, указал на серый камень размером с яблоко. Ничего примечательного в камне не было, кроме разве того, что он был искусно вделан в форштевень и крепился в дубовой древесине, точно драгоценный кристалл в золотой оправе. — Это он мне дал, — сообщил Каддог, разумея Мерлина. — Камень-морок, вот что это такое.

— Камень-морок? — переспросил я. В жизни я о такой штуке не слышал.

— Камень-морок доставит Артура туда, куда ему назначил плыть Мерлин — а иного способа нет. Никакая другая ладья не отвезет его туда: только та, что получила свое имя от Мерлина, — объяснил Каддог. «Придвен» означало «Британия». — Артур ведь с тобой? — внезапно обеспокоился Каддог.

— Да.

— Ну так я тогда и золото притащу, — промолвил Каддог.

— Золото?

— Ага, для Артура: старикан оставил. Подумал, ему понадобится. Мне-то золото ни к чему. На золото рыбу не поймаешь. Хотя новый парус оно мне принесло, отрицать не стану; ну да Мерлин сам велел мне парус купить и золотишка подбросил, да только рыба на золото не ловится. Бабы зато клюют, — Каддог сдавленно фыркнул, — а рыбка — нет.

Я окинул взглядом вытащенную на берег ладью.

— Тебе помощь нужна? — спросил я. Каддог сухо рассмеялся.

— Да что от тебя за помощь? От тебя, калеки однорукого? Ты, может, днище конопатить умеешь? Или мачту ставить, или парус привязывать? — Он сплюнул. — А я только свистну, мигом два десятка помощников набежит. Утром услышишь, как мы поем: стало быть, ладью на воду спускаем. Завтра к вечеру заберу вас из форта. — Каддог коротко кивнул мне, отвернулся и побрел обратно к хижине.

А я вернулся к Артуру. К тому времени совсем стемнело, на небеса высыпали все звезды до единой. Луна прочертила через море мерцающую тропу и осветила разрушенные стены крепости, где нам предстояло дожидаться «Придвен».

Завтра — наш последний день в Британии, думал я. Последняя ночь и последний день, а после мы поплывем вместе с Артуром по лунной дороге, и Британия превратится в смутное воспоминание.

Ночной ветерок мягко задувал через разрушенную стену форта. Выбеленный столб с заржавленными останками древнего маяка покосился, мелкие волны накатывали на длинный, отлогий берег, луна медленно опускалась в объятия моря, и сгущалась тьма.

Переночевали мы под прикрытием крепостного вала. Стены форта римляне соорудили из песка, покрыли насыпь дерном, насадили солерос, а поверху возвели деревянный частокол. Стена, надо думать, оставляла желать лучшего еще во времена постройки, но крепость на многое и не претендовала: отсюда наблюдали за морем да небольшой отряд, присланный приглядеть за маяком, мог укрыться здесь от морских ветров. Частокол почти весь сгнил, дождь и ветер изрядно подпортили песчаную стену, но кое-где она по-прежнему поднималась на четыре или пять футов.

Рассвело; стайка рыбачьих лодок вышла в море на дневной промысел. На берегу осталась только «Придвен». Артур-бах и Серена играли на песке у озера, где не было волны, а Галахад вместе со вторым Кулуховым сыном прошлись по берегу в поисках еды. Вернулись они с хлебом, сушеной рыбой и деревянным ведерком теплого свежего молока. В то утро все мы были до странности счастливы. Помню, мы от души смеялись, глядя, как Серена съезжает по склону дюны, и дружно подбадривали Артура-баха, когда тот выволок с мелководья на песок громадную водоросль. Зеленый сгусток весил, должно быть, не меньше самого малыша, но он упрямо тянул и дергал и каким-то образом дотащил тяжеленный влажный клубок к подножию разрушенной стены. Мы с Гвидром поаплодировали его усилиям, а после разговорились по душам.

— Если мне не суждено быть королем, значит, так тому и быть, — промолвил Гвидр.

— Судьба неумолима, — отозвался я и, поймав его вопросительный взгляд, улыбнулся. — Это одно из любимых Мерлиновых присловий. Это и еще «не глупи, Дерфель». В его глазах я всегда был дураком.

— Вот уж не верю, — преданно заверил Гвидр.

— Все мы были дураками в его глазах. Кроме разве Нимуэ и Морганы. И может, еще твоей матери, ну да они с Мерлином дружбы никогда не водили. А всем остальным просто ума недоставало.

— Жаль, что мне не удалось узнать его поближе.

— Когда ты состаришься, Гвидр, — усмехнулся я, — ты сможешь рассказывать людям, что встречал самого Мерлина.

— Так мне ж никто не поверит!

— Пожалуй, что и так, — согласился я. — А к тому времени, как ты состаришься, про Мерлина выдумают новые байки. И про твоего отца тоже. — Я швырнул осколок ракушки вниз с крепостной насыпи. Издалека, из-за озера доносилось зычное пение: это спускали на воду «Придвен». Теперь уже недолго, твердил я себе, теперь уже совсем недолго. — Может, правды вообще никто не будет знать, — сказал я Гвидру.

— Правды?

— Ну, про твоего отца, — объяснил я, — или про Мерлина. — Ведь иные поэты уже приписывали победу при Минидд Баддоне Мэуригу — это ему-то, помилуйте! — а многие песни ставили Ланселота выше Артура.

Я оглянулся по сторонам в поисках Талиесина, гадая, восстановит ли он истину. Нынче утром бард сообщил, что не поплывет за море вместе с нами, но вернется в Силурию либо в Повис. Думается, Талиесин дошел с нами так далеко только того ради, чтобы потолковать с Артуром и узнать от него историю его жизни. Или, возможно, Талиесин провидел будущее и пришел поглядеть, как оно свершается. Как бы то ни было, сейчас он разговаривал с Артуром. Но вот Артур резко покинул Талиесина и поспешил на берег озера. Он долго стоял там, глядя на север. А затем вдруг развернулся и побежал к ближайшей дюне. Вскарабкался по склону наверх, обернулся и вновь посмотрел в северном направлении.

— Дерфель! — окликнул меня Артур. — Дерфель! — Я кубарем скатился по крепостной насыпи и взбежал по песчаному склону дюны. — Что видишь? — спросил Артур.

Я поглядел на север, за сверкающую гладь озера. Я видел «Придвен» на полпути к воде, видел костры, на которых выпаривали соль и коптили дневной улов, видел рыбацкие сети, развешанные на укрепленных в песке рангоутах, а еще — всадников.

Острие копья вспыхнуло под лучами солнца, и еще одно, и еще. Десятка два воинов, может, даже больше тяжело скакали по дороге, что уводила от озерного берега в холмы.

— Прячемся! — закричал Артур. Мы съехали вниз по дюне, подхватили Серену с Артуром-бахом и, словно преступники, схоронились за осыпающимися стенами форта.

— Они нас видели, господин, — сказал я.

— Может, и нет.

— Сколько их? — спросил Кулух.

— Двадцать? — предположил Артур. — Тридцать? А то и больше. Они из-под деревьев вышли. Их, чего доброго, целая сотня.