Захват Московии - Михаил Гиголашвили

— Конечно, обязательно… Ничего, пусто… Только пара капель пива, — легко и просто ответил полковник.

Прокурор вдруг жестом попросил у полковника дело:

— А ну позвольте!.. — и начал его просматривать (отчего у меня пятки ушли в душу и стали там топтаться). — Вот. Фальшивые купюры? Чьи это поддельные евро? Узнали? Его?

Полковник радостно подхватил:

— Как же! Как же! С помощью господина Боммеля удалось установить, что эти купюры принадлежат некоему Сурену… фамилия такая… на «ян»… там, в деле, должна быть… Причем при активной помощи господина Боммеля удалось составить словесный портрет мошенника…

— И лингвистовый тоже! — вырвалось вдруг у меня.

Оба взглянули на меня. Полковник первым понял:

— Ах, ну да, и лингвистический портрет, разумеется… Господин Боммель описал как его внешность, так и речь. «Сурррен, брррат-джан»… такое гипертрофированное «р», как у тигра… Всё это очень помогло следствию. Ну вот. Дело в отношении этого так называемого Сурррена выделено в отдельное производство, как и дело убитого Насруллы… простите… Исходя из того, что свидетель Боммель дал полезные показания и помог следствию, а также что у господина Боммеля завтра кончается срок визы, следствие считает, что господина Боммеля можно — и нужно — отпустить, чтобы он мог вернуться на родину, к своим прямым обязанностям… — (По мере того как он говорил, душа моя наливалась маслом масляным, я начинал понимать. O, Gott!) — Вот так, — заключил он и сложил бумаги, довольно бесцеремонно забрав у прокурора папку.

Квази-Гагарин проводил её безучастным взглядом и пригладил руками виски:

— Ну что же… Не против, согласен. Свидетель подписал показания?

— Ещё не всюду. Сейчас. — И полковник резво подскочил ко мне с листами: — Вот тут, будьте так добры, подпишитесь… тут… И тут…

Я испугался — подписывать ничего нельзя, все говорят!

— Что это? Подписать себя?

— Ваши показания. Подписывайте! — сквозь зубы, с нажимом процедил полковник, исподтишка поглядывая на прокурора (а тот косо посматривал на свой неброский «Rolex» под белым манжетом).

— Понял.

И я подписал все страницы, не глядя и не читая текста. Зачем? Если хотят отпустить — отпустят, хотят посадить — посадят, не вопрос. Фатальный рок уже проник в меня, пустил свои успокоительные корни: от человека ничего не зависит… Тут, во всяком случае… И от этого стало даже как-то спокойнее — не надо думать, дёргаться, всё само как-то сварится, слепится, перемелется… разомни тунца…

А полковник, шаря по столу и говоря о каком-то их общем знакомом, майоре Свинолобове («Да, Карл Кузьмич хорош на охоте, не отрицаю, но на рыбалке — извините, слабак, дубинал натуральный»), подал прокурору на подпись отдельный лист, который и был подписан золотым пером, вынутым из специального футлярчика.

— Желаю хорошего полёта! — сказал мне квази-Гагарин, кивнул полковнику и без пожатий вышел, унося с собой запах парфюма и чистой рубашки (чего нельзя было сказать обо мне и чего мне так не хватало).

Как только он исчез, полковник изменился: повеселел, лицо его как-то распустилось, ожило:

— Ну, геноссе Фредя, аллес ист гут, зер гут! Всё в лучшем виде! Да, это не просто слова — немецкая точность! Пунктуальность! Обязательность! Дисциплина! О, я всегда говорил, что немцы должны править миром! А евреи — при них, под их контролем, заведовать финансами!.. Впрочем, когда я одному немецкому комиссару полиции на банкете высказал эту идею, он ответил, что нельзя собак пускать стеречь колбасу — сожрут несмотря на страх… Не знаю, правда, кого он имел в виду — немцев или евреев…

И рассказал, что ровно в четыре часа утра к названному месту подъехал на огромном джипе сухой, как палка, немец и, не выходя из машины, выбросил пакет с деньгами: посмотрел, убедился, что его взяли, и без слов уехал.

— А кто это был?

Полковник рассмеялся:

— Вы у меня спрашиваете? Откуда мне знать? Он не представился. Какой-то ваш Эйхман или Гудериан… Выкинул, как собакам, — и уехал! — восхищенно повторил он. — Ариец! Как я их понимаю!.. Да, Роммель-Боммель…

Я сидел, еще не понимая до конца, что всё позади. Собрался с мыслями:

— Значит, я свободен? Волен? На воле?

— Конечно, вы свободны, как волк из вашей сказки… Вы же слышали? Прокуратура не против, надзор согласен… Бедному Насрулле уже всё равно… Одни «за», «против» нет. Словом, вы только свидетель. Не исключено, что через год вам в Мюнхен придет повестка явиться в суд, вы на неё плюнете — и всё… Но сейчас, я думаю, вам лучше всего будет побыстрее унести отсюда ноги, сегодня уехать в Питер на «Красной стреле», а завтра улететь своим рейсом. Как вам мой план?

Я не знал, что говорить:

— Понял. Согласен. Самое то самое…

Полковник завозился за столом:

— Это ещё не всё. Я решил поехать с вами в Питер — у меня там как раз дела… Поедем сегодня вместе, под рыбку с коньячком. А завтра я вас посажу в самолёт, посылку передам… как договорились…

— Да, самой собо…

Полковник строго и внимательно посмотрел мне в глаза:

— Надеюсь, все остальные наши планы остаются в силе?

Что отвечать? Деньги наполовину потрачены, а то можно было бы попытаться бы отдать бы деньги… но нет, не сейчас всё это… Да и куда без денег в дорогу?.. Лучше бежать. Я кивнул, а он вскользь поинтересовался, цепко меня оглядывая:

— Вы как вообще?.. С ума не сошли тут? Оклемались немного?

(Опять это слово!.. Но тут что-то другое… может быть, от «Klemme»[112]?)

— Немного сошёл. Не зажат… Было интересно…

Он усмехнулся, его ловкие пальцы стали сортировать бумаги на столе.

— Это сейчас вам интересно, а если бы вчера под утро этот сухой гауляйтер не приехал бы и не привёз бабло?.. Тогда бы вы другие песни пели, а?

— Да, пел бы припеваючи…

Он крутил в руках мой билет:

— Вот… вылет — в 15:30. PULKOVO… Sankt-Peters-burg… 29.09.2009… О, какое странное число!

— И вы заметили? — заколотился я. — И как думать — плохо или хорошо?..

Полковник поднял брови:

— Кто его знает… Будем считать, что хорошо. — Он открыл мою сумку, начал в ней копаться: — Тут только ваши вещи остались… Анашу и фальшивки мы забрали как вещдоки… Ну и рюкзак с листовками и другими подрывными материалами… Будем разбираться и с этим Суреном, и с фашистами…

— А почему вы сказали — анализы, побои есть? Где есть?

Полковник остановился:

— Ну и что? Надо было бы — задним числом оформил бы, не проблема… — («Бы, бы, бы… как бы»…) — Вот ваш телефон, паспорт, билет. И деньги, полторы тысячи…