Шелкопряд - Роберт Гэлбрейт

– Но от этого не менее болезненные, – приглушенно выговорил Фэнкорт.

– Согласен, – сказал Страйк. – Поэтому многие затаили на него злобу. Но единственным настоящим откровением во всей книге стало то, что вы – отец Джоанны Уолдегрейв.

– Во время нашей беседы я вам сказал… почти открытым текстом… – ощутимо напрягся Фэнкорт, – что это обвинение не только ложное, но и нереальное. Я бесплоден, и Куайн…

– …и Куайн не мог этого не знать, – согласился Страйк, – так как у вас еще сохранялись – по крайней мере, внешне – дружеские отношения в ту пору, когда вы переболели свинкой, а кроме того, он уже прошелся по этой теме в «Братьях Бальзак». И от этого те обвинения, которые вложены в уста Резчика, звучат совсем уж странно, правда? Как будто эту часть написал некто, не знающий о вашем бесплодии. Неужели при чтении романа вам не приходили в голову такие мысли?

На волосы и плечи обоих мужчин толстым слоем ложился снег.

– По-моему, Оуэн не задумывался о правдоподобии, – медленно проговорил Фэнкорт, выдыхая дым. – Грязь липнет. А он только и делал, что лил грязь. Я счел, что он просто старается перессорить своих знакомых.

– И по этой причине решил прислать вам текст раньше, чем другим?

Фэнкорт не ответил, и Страйк продолжал:

– Вы же понимаете, это легко проверить. В курьерской, да и в обычной почтовой службе доставки непременно остаются записи. Лучше уж говорите как есть.

Повисла долгая пауза.

– Ладно, – выдавил наконец Фэнкорт.

– Когда вы получили рукопись?

– Утром шестого.

– И как вы с ней поступили?

– Сжег, – коротко ответил Фэнкорт, будто вторя Кэтрин Кент. – Я понял, чего он добивается: спровоцировать громкий скандал, максимально разрекламировать себя. Последнее прибежище неудачника… Я не собирался ему потакать.

До них вновь донеслись обрывки веселья – это открылась и закрылась дверь клуба, ведущая в сад. Неуверенные шаги по снегу, большая тень, возникшая из темноты.

– И что же, – прохрипела Элизабет Тассел, кутаясь в тяжелое пальто с меховым воротником, – здесь происходит?

Заслышав ее голос, Фэнкорт рванулся назад, к входу. Страйк мысленно спросил себя: когда эти двое в последний раз сталкивались лицом к лицу, если только не в многолюдной толпе?

– Повремените минуту, будьте добры, – попросил он писателя.

Фэнкорт замешкался. Тассел низким, скрипучим голосом обратилась к Страйку:

– Пинкс хочет, чтобы Майкл вернулся за стол.

– Вы очень кстати: поможете нам кое-что прояснить.

Снег падал на вечнозеленые листья, на замерзший пруд, на купидона, целящегося в небо.

– Когда-то вы сочли творчество Элизабет «до боли вторичным», это так? – обратился Страйк к Фэнкорту. – Вы вместе изучали елизаветинскую трагедию мести, отсюда некоторое сходство вашего с ней стиля. Но зато вы, как я понимаю, – он повернулся к Тассел, – превосходно имитируете чужую манеру письма.

Он с самого начала просчитал, что она обязательно прибежит, если увести Фэнкорта из-за стола, просчитал, что она испугается, как бы сыщик в темноте сада не наговорил писателю лишнего. Сейчас она замерла в неподвижности, подставляя снегу меховой воротник и металлическую седину волос. В слабом свете, падавшем из окон клуба, Страйк мог различить лишь контур ее лица и примечательный взгляд: напряженный, пустой. У нее были мертвые, бесчувственные глаза акулы.

– Например, вы в совершенстве овладели стилем Элспет Фэнкорт.

У Фэнкорта отвисла челюсть. Несколько мгновений снежные шорохи нарушались только едва слышными хрипами, вырывающимися из легких Элизабет Тассел.

– Я сразу подумал, что Куайн взял над вами какую-то власть, – сказал Страйк. – Вы не производите впечатления женщины, которая позволит сделать из себя семейный банк и домработницу, которая предпочтет работать с Куайном и при этом упустит Фэнкорта. И не надо песен про свободу самовыражения… Это вы написали пародию на роман Элспет Фэнкорт и подтолкнули женщину к самоубийству. Все эти годы вы утверждали, что Оуэн, мол, показал вам написанную им пародию. А на самом деле все было ровно наоборот.

И опять шорох снежинок на снежинках нарушали только слабые, потусторонние хрипы, доносящиеся из груди Элизабет Тассел. Фэнкорт с раскрытым ртом переводил взгляд с литературного агента на сыщика.

– Полицейские заподозрили, что Куайн вас шантажировал, – продолжил Страйк, – но вы их одурачили трогательной историей о своих бескорыстных денежных вливаниях на нужды Орландо. Больше четверти века вы откупались от Куайна, правильно я понимаю?

Он старался развязать ей язык, но она молчала, глядя на него темными, пустыми глазами, напоминающими дыры на бледном, некрасивом лице.

– Как вы охарактеризовали себя, когда мы с вами обедали? «Безгрешная старая дева», – напомнил Страйк. – Значит, вы все-таки дали выход своей неудовлетворенности, правда, Элизабет?

Безумные, пустые глаза устремились на Фэнкорта, который теперь стоял поодаль.

– Ну что, вы получили удовольствие, Элизабет, когда описывали, как насилуют и убивают ваших знакомых? Один гигантский выплеск злобы и непристойности – и вы, непризнанный гений, разом отомстили всем, пнули каждого, кому больше повезло и в любви, и в…

Из темноты раздался тихий голос, и Страйк не сразу понял, откуда он долетает. Это был странный, незнакомый, высокий голос: по-видимому, таким голосом буйнопомешанная пытается выразить невинность и доброту.

– Нет, мистер Страйк, – приглушенно говорила она тоном матери, убеждающей сонного ребенка не садиться в кроватке, не ворочаться. – Несчастный глупец. Бедняга. – Элизабет выдавила смешок, от которого у нее засвистело в легких, и тем же ласковым, мурлычущим тоном обратилась к Фэнкорту: – Он получил увечье в Афганистане. Я же вижу: у него контузия. Повреждение мозга, как у крошки Орландо. Ему нужна помощь, бедному мистеру Страйку.

У нее участилось дыхание, свист в легких сделался сильнее.

– Что же вы респиратор-то не прикупили, а, Элизабет? – спросил Страйк.

Ему показалось, что ее глаза еще больше потемнели и выпучились, а зрачки расширились от выброса адреналина. Большие, мужские руки превратились в когтистые лапы.

– Думали, все у вас просчитано, да? Веревки, маскировка, защитный комбинезон – только вы не учли, что обожжете горло, вдыхая едкие пары.

Морозный воздух терзал ее легкие. В панике Элизабет запыхтела, будто в порыве страсти.

– Сдается мне, – с расчетливой жестокостью проговорил Страйк, – от этого вам изменил рассудок. Будем надеяться, присяжные в это поверят. Какая никчемная жизнь. Бизнес – псу под хвост, ни мужа, ни детей… Скажите, – Страйк без экивоков обратился к обоим, они стояли к нему в профиль, – между вами когда-нибудь была неудачная попытка близости? Этот «вялый хер»… мне кажется, Куайн вполне мог выдумать такую деталь для включения в подлинный «Бомбикс Мори».