Шелкопряд - Роберт Гэлбрейт

Ничего этого Страйк не видел. Его шаткий, неровный бег напоминал замедленную съемку. Только бы не упасть, думал он, устремляясь к зловеще притихшему такси. Зеваки, наблюдавшие за Алом и его буйной, сыплющей бранью пленницей, даже не вспомнили о водителе.

– Робин…

Она завалилась набок, повиснув на пристегнутом ремне. Ее лицо было залито кровью, но, услышав свое имя, она отозвалась глухим стоном.

– Жива… матерь божья… жива…

Площадь огласили полицейские сирены. Они заглушили и сигнализацию, и нарастающие протесты возмущенных лондонцев; Страйк отстегнул удерживавший Робин ремень, осторожно усадил ее на сиденье, хотя она сделала попытку выбраться, и сказал:

– Не двигайся.

– Она просекла, что мы едем в другую сторону, – бормотала Робин. – Сразу просекла.

– Это уже не важно, – задыхаясь, выговорил Страйк. – Скотленд-Ярд сам к тебе примчался.

На голых деревьях по периметру площади алмазами сверкали гирлянды. Снег падал на собравшуюся толпу, на такси, торчащее из разбитой витрины, и на спортивный автомобиль, брошенный посреди дороги. Полицейские машины, светя мигалками, затормозили на битом стекле. Вой сирен сливался с воем сигнализации.

Пока его единокровный брат исходил криком, объясняя полицейским, почему он лежит на шестидесятилетней женщине, изможденный детектив с облегчением рухнул на переднее сиденье рядом со своей помощницей и – вопреки собственной воле, вопреки всем нормам приличий – рассмеялся.

Синтия. Как ты сказал, Эндимион: все это было во имя любви?

Эндимион. Да, сударыня, но потом боги наслали на меня ненависть женщины.

Джон Лили.

Эндимион, или Человек на Луне

Неделю спустя

Страйк никогда прежде не бывал дома у Робин и Мэтью в Илинге. Ему с трудом удалось заставить Робин не выходить на работу и отлежаться после небольшого сотрясения мозга и железной хватки душительницы.

– Робин, – терпеливо внушал он своей помощнице, – мне так или иначе пришлось закрыть контору. Вся Денмарк-стрит запружена репортерами… Я перекантуюсь у Ника с Илсой.

Но он не мог уехать в Корнуолл не попрощавшись. Когда она открыла дверь, он, к своему немалому облегчению, отметил, что кровоподтеки у нее на лбу и на шее уже выцвели до бледно-желтой голубизны.

– Как себя чувствуешь? – спросил он, вытирая ноги о коврик.

– Отлично! – сказала она.

Квартирка оказалась маленькой, но уютной; здесь пахло ее духами, о которых он раньше как-то не думал. Видимо, после ее недельного отсутствия он стал более восприимчив к этому аромату.

Робин провела его в гостиную, где стены были выкрашены в цвет слоновой кости, совсем как у Кэтрин Кент, а на кресле обложкой кверху лежал привлекший внимание Страйка том «Допрос как следственное действие: психология и практика». В углу стояла небольшая елка, украшенная белыми и серебристыми шарами, как голые деревья по периметру Слоун-сквер, хорошо заметные на газетных фотографиях разбитого такси.

– Как Мэтью это пережил? – спросил Страйк, опускаясь на диван.

– Не могу сказать, что прыгал от счастья, – усмехнулась Робин. – Чаю?

Она знала, какой он любит: дегтярного цвета.

– Рождественский подарок, – объявил Страйк, когда Робин вернулась с подносом, и протянул ей невзрачный белый конверт.

Робин с любопытством вытащила на свет пачку скрепленных степлером распечаток.

– В январе пойдешь на курсы наружного наблюдения, – сказал Страйк. – Чтобы в следующий раз никто не заметил, как ты вытаскиваешь из мусорного бака пакетик с собачьим дерьмом.

Она засмеялась от радости:

– Ой, спасибо. Спасибо тебе!

– Нормальная женщина ждала бы цветов.

– Я же не нормальная женщина.

– Угу, я заметил, – сказал Страйк и потянулся за шоколадным печеньем.

– Это уже посылали на экспертизу? – спросила она. – Собачьи какашки?

– Естественно. В них полно человеческих внутренностей. Она размораживала по мере надобности. В миске у добермана тоже нашли следы, а остальное хранилось в морозильнике.

– Господи! – вырвалось у Робин; ее улыбка исчезла.

– Она – криминальный гений, – сказал Страйк. – Прокралась в кабинет Куайна и подбросила за письменный стол две кассеты с лентой от своей машинки… Энстис нехотя согласился отправить их в лабораторию; следов ДНК Куайна на них не обнаружено. Следовательно, Куайн к ним не прикасался, а значит, и не писал того, что на них отпечаталось.

– Энстис не перестал с тобой разговаривать?

– Цедит сквозь зубы. Ему не так-то просто со мной порвать. Он как-никак мне жизнью обязан.

– Да уж, неловко вышло, – согласилась Робин. – Стало быть, следователи приняли твою версию целиком и полностью?

– Теперь, когда они знают, что ищут, им кажется, что это дело яйца выеденного не стоит. Года два назад Тассел купила себе точно такую же пишущую машинку. По кредитке Куайна заказала паранджу и веревки, доставку оформила на то время, когда в доме находились рабочие. За столько лет у нее была масса возможностей наложить лапу на его «Визу». У нее в агентстве он оставлял пальто на вешалке и шел отлить… ей ничего не стоило вытащить у него бумажник в машине, когда она после всяких мероприятий отвозила его, пьяного, домой. Она знала, что он ленится проверять счета и квитанции. У нее был ключ от дома на Тэлгарт-роуд – сделать дубликат не составляло труда. Она изучила этот дом вдоль и поперек, знала, что там есть запасы соляной кислоты. Придумала блестяще, но перемудрила, – заключил Страйк, прихлебывая дегтярного цвета чай. – Теперь, очевидно, сидит в психушке под надзором, чтобы не лишила себя жизни. Но ты еще не знаешь самую психопатическую подробность.

– Куда уж больше? – настороженно спросила Робин.

Как ни ждала она встречи со Страйком, после событий недельной давности ее не отпускала слабость. С усилием распрямив спину, она собралась с духом и посмотрела на него в упор.

– Она сохранила эту треклятую книгу.

Робин нахмурилась:

– О чем ты?

– Лежала в морозильнике, где и внутренности. Вся пропиталась кровью, потому что была принесена в одной сумке с кишками. Подлинная рукопись. Тот «Бомбикс Мори», которого сочинил Куайн.

– Но… зачем?

– Одному Богу известно. Фэнкорт говорит…

– Ты с ним встречался?

– Ненадолго. Он теперь вбил себе в голову, что всю дорогу подозревал Элизабет. Готов поспорить, о чем будет его следующий роман. В общем, он утверждает, что у нее не поднялась рука уничтожить подлинник.

– Я тебя умоляю! Автора-то она благополучно уничтожила!