Противостояние. Спецслужбы, армия и власть накануне падения Российской империи, 1913–1917 гг. - Владимир Хутарев-Гарнишевский

Департамент полиции мешкал. За арестом членов рабочих групп не последовало задержаний сочувствующих и сторонников среди активистов, несмотря на то что еще в донесении от 7 февраля Глобачев писал об их готовности вывести 14 февраля рабочих Петрограда на улицы и пойти на столкновения с полицией и войсками. Генерал привел характерное мнение столичных большевиков, в рабочих группах не участвовавших: «Большевики усматривают в призыве рабочей группы желание довести дело до вооруженных столкновений с полицией и войсками, дабы создать кровавые события, толкающие страну к революционному перевороту в пользу буржуазных слоев»[1371]. Оценка эта, почти в точности предсказывающая ход событий Февральской революции, была принята к сведению, но никаких действенных мер не последовало.

В вопросах взаимоотношения с армией Протопопов продолжил курс Климовича. Осенью 1916 г. он попытался довести восстановление агентуры в армии до логического конца, создав агентурную сеть в частях на театре военных действий. Это было особенно важно, учитывая, что Петроград относился к театру военных действий и подчинялся генералу Рузскому. Протопопов сделал соответствующий доклад императору и получил полное его одобрение[1372]. Ни времени, ни кадрового ресурса для осуществления данной меры жандармы уже не имели. Военное руководство следило за настроениями среди нижних чинов исключительно путем цензуры писем с фронта. Учитывая нехватку цензоров, иногда одному человеку за две недели приходилось прочитывать более чем по 10 000 писем[1373], что, конечно, невозможно было сделать внимательно.

Интересно, что в 1927 г., столкнувшись с внутрипартийной оппозицией и опасаясь крестьянских неудовольствий в Красной армии и флоте, большевистское руководство пошло по пути координации работы территориальных органов ОГПУ (аналогов ГЖУ) и особых отделов в армии (аналогов КРО), по пути создания сети секретных осведомителей среди рядовых и младшего комсостава, а также перешло к перлюстрации всей корреспонденции[1374].

Серьезным мероприятием жандармерии второй половины 1916 г. стало участие в организации независимой военно-морской контрразведки, несмотря на то, что доведено до конца оно было в начале 1917 г. Проект Положения о морских контрразведывательных отделениях был разработан в недрах Морского генерального штаба еще весной 1915 г. Изначально посты руководителей морских КРО, которых должно было быть пять (балтийское, беломорское, тихоокеанское, черноморское и финляндское)[1375], предполагалось занять офицерами жандармерии. Созданное самым первым морское КРО при штабе флота Черного моря возглавил ротмистр Севастопольского городского ЖУ А. П. Автамонов. В его сферу деятельности входило все побережье Черного и Азовского морей. 30 июня 1916 г. начальник штаба флота Покровский давал высокую оценку работе Автамонова и запрашивал графа Татищева о командировке ему в помощь еще одного жандармского офицера[1376].

В конце января 1917 г. произошло совещание между представителями политического сыска и Морского генерального штаба о службе состоящих в морских КРО офицеров ОКЖ и порядке их соподчиненности. В совещании участвовали начальник штаба ОКЖ генерал-майор Никольский, член совета министра внутренних дел Виссарионов, вице-директор департамента полиции Смирнов, начальник Петроградского охранного отделения Глобачев и военно-морские контрразведчики капитан I ранга М. И. Дунин-Барковский и капитан II ранга В. А. Виноградов[1377].

В итоге совещания начальники морских КРО, в случае назначения их из жандармских офицеров ОКЖ, должны были выбираться начальником Морского генерального штаба по согласованию с товарищем министра внутренних дел, заведующим полицией, и с командиром корпуса жандармов. Для предоставления права производства ликвидаций и обысков решено было зачислять начальников морских КРО на должности помощников начальников ГЖУ, для чего учредить 6 должностей помощников начальников ГЖУ. Состоящие на указанных должностях должны были выполнять обязанности исключительно по морской контрразведке. Состоящие в морских КРО офицеры ОКЖ числились в списках соответствующих ГЖУ и считались откомандированными для несения службы в район Морского генерального штаба и штабов действующих флотов по принадлежности, в ведении которых они состояли. Последние пользовались в отношении жандармов дисциплинарной властью. Состоящие в морских КРО офицеры ОКЖ имели право обращаться за получением необходимых им служебных справок или содействия непосредственно к жандармским управлениям и их сотрудникам[1378].

12 февраля 1917 г. командир корпуса жандармов Татищев издал приказ о прикомандировании офицеров к Морскому генштабу под контроль начальника Регистрационной службы штаба. Реформа была завершена, но через две недели в стране началась революция[1379].

Можно утверждать, что при организации морской контрразведки воплотились в жизнь некоторые принципы несостоявшейся реформы контрразведок, разработанные директором департамента полиции Русчу Молловым. Сотрудничество с военно-морскими властями у жандармских шло гораздо легче, чем с сухопутной армией. Еще в сентябре 1914 г. военно-морской министр Григорович мотивировал создание отдельной от сухопутной армии контрразведки глубоким знанием немцами русской морской специфики. Из-за ограниченности кадрового потенциала Морского Генштаба разветвленную агентурную сеть жардармов, которую можно было легко переориентировать на контршпионские цели[1380].

По сути, выработанные январские договоренности 1917 г., одобренные генералом Татищевым и адмиралом Русиным, давали жандармским офицерам, возглавлявшим КРО, значительную долю автономии и возможности для тесного контакта и обмена информацией со своим жандармским руководством. Руководство политического сыска получало возможность контроля за работой контрразведки, так как руководители морских КРО проводили следственные и оперативные мероприятия не как начальники КРО, а как помощники начальников ГЖУ. Это можно считать серьезным достижением на пути сближения органов военной контрразведки и политического сыска.