Золотой человек - Мор Йокаи

- Останься! - простонал измученный пленник.

- Так, значит, согласен выложить спрятанные богатства! - с удовлетворением заметил истязатель. - Ну что ж, начнем с начала. Прежде всего отдашь мне ничейный остров.

У Тимара был в запасе слабый аргумент, который он и попытался выставить.

- Но ведь ничейный остров принадлежит не мне, а Ноэми!

- Очень верное замечание. Но и мои претензии все обоснованы. Остров принадлежит Ноэми, а Ноэми принадлежит тебе.

- Что ты задумал? - вскричал Тимар, дико уставясь на него.

- Тише, тише, посмотри, на кого ты похож: у тебя того гляди газа на лоб выскочат. Забыл, что ты вязан по рукам и ногам? Пойдем по порядку. Сделаем так: ты напишешь Ноэми письмо, а я ей его передам. Черное страшилище теперь уже наверняка сдохло, так что мне нечего бояться. В письме ты с ней распрощаешься честь по чести; объяснишь ей, что не можешь на ней жениться, так как уже связан семейными узами; у тебя уже есть жена, красавица Тимея - Ноэми наверняка ее помнит. В утешение сообщи ей, что ты, как положено, позаботился о ее будущем и вернул ей обратно с другого конца света бывшего жениха, бравого красавца и достойного человека, который и сейчас готов на ней жениться, закрыв глаза на некоторые обстоятельства последних лет. Ты, мол, впредь обязуешься содержать ее и будущего супруга наилучшим образом, шлешь им свое благословение и напутствие жить долго и счастливо.

- Как, ты желаешь заполучить и Ноэми?

- А ты как думал? Робинзон я, что ли, прозябать на твоем нищем острове? Должен же кто-то скрасить мое одиночество! Я по уши сыт жгучими брюнетками, и сейчас, как увидел золотые волосы и голубые глаза Ноэми, совсем покоя лишился. Кроме того, она закатила мне пощечину, выгнала меня из дому - должен же я отомстить ей! А может ли быть месть более благородная, чем расквитаться за пощечину поцелуями? Желаю укротить эту строптивую дикарку, такова моя прихоть. И по какому, собственно, праву ты отнимаешь ее у меня? Я между прочим, давно был обручен с Ноэми, мне ничего не мешает сделать ее своей законной женою и вернуть ей поруганную честь, а ты не можешь на ней жениться и только делаешь ее несчастной.

О, этот человек лил кипящее масло прямо на сердце Тимара.

- Бери себе все мое состояние! - со стоном взмолился он.

- Успеется, дойдет очередь и до этого. Но сейчас не это мое наипервейшее желание. Не хочу ничего, только Ноэми. Да я ведь и не твое прошу, а требую свое законное.

Тимар в муках ломал руки.

- Ну что, напишешь письмо Ноэми или мне идти в Тихань с этими четырьмя письмами?

В мучительной тоске у Тимара вырвалось одно слово:

- Доди!..

Каторжник гнусно рассмеялся.

- Не волнуйся, я заменю ему отца!..

В этот миг Михай Тимар одним прыжком, как ягуар, метнулся к Кристяну и, прежде чем тот успел пустить в ход оружие, крепко схватил его за руки: он с такою силой встряхнул каторжника, что тот вылетел в открытую дверь в коридор и упал навзничь: затем кое-как поднялся и словно сила того страшного толчка еще не угасла в нем споткнулся на первой же ступеньке и со стонами и бранью покатился по лестнице.

Повсюду царили мрак и тишина. Единственный человек в доме, кроме них двоих, - глухой виноградарь - спал пьяным сном.

Тимар мог бы убить этого человека - ведь он попался ему в руки, а Тимар ощущал в своих руках силу безумца. Он мог бы задушить его, прикладом ружья размозжить ему голову, если уж пожалел бы для него кусочек свинца. Но Тимар не убивает людей. Не убивает даже злодея, пытаясь защититься. Теперь, когда он потерпел в жизни полный крах, когда его богатство и честь, как шелуха, развеяны ветром, Михай Тимар и вправду стал золотым человеком.

Он позволил убежать человеку, который может уничтожить его и наверняка сделает это.

Еще не поздно прикончить негодяя. В спальне у Тимара висит еще одно заряженное ружье, и можно подстрелить Кристяна из окна, когда тот пойдет через двор. Разве станут призывать его к ответу за убийство беглого каторжника? Глядишь, еще бразильское правительство выплатит награду за его голову.

Но Тимар не станет убивать этого человека: этот человек прав. Судьба должна свершиться. Тимар - не преступник, одно злодеяние покрывающий другим, а человек стойкой души. Если согрешил - надо искупить свою вину.

Он выходит на балкон и, скрестив руки на груди, смотрит, как Кристян выходит из дверей, идет к воротам.

Луна поднялась на небосклоне и освещает стену дома. Темная человеческая фигура на освещенном луною балконе - отличная цель для того, кто вздумает спустить курок.

Тодор Кристян, проходя под балконом, поднимает голову.

Когда он летел по лестнице, рана на лбу раскрылась, и все лицо его теперь залито кровью.

Быть может, Тимар и встал на виду в надежде, что разъяренный каторжник в отместку выстрелит в него?

Но Кристян останавливается перед балконом и беззвучно произносит какие-то слова - в точности как некогда Атали. Как же похожи эти два человека! Кристян объясняется с Тимаром жестами. После падения он хромает на одну ногу. Постучал левой рукой по дулу ружья, он отрицательно качает головой, показывает Тимару кулак, грозит ему пальцем. Его немая речь понятна: "Я убью теня не из ружья! Я готовлю тебе иную смерть. Жди и дождешься!".

Тимар смотрит, как этот человек выходит со двора, сворачивает на занесенную снегом дорогу. Он провожает его взглядом до самого озера, не отводит глаз, даже когда тот превращается в черную точку, движущуюся по серебристому льду к церкви на горе.

Он и не замечает бури, надвигающейся со стороны залайских гор.

Очень часто в окрестностях Балатона, когда воздух тих и неподвижен и ничто не предвещает бури, вдруг налетает ураган; у рыбаков, услышавших вдали грозный шум дерев, уже не остается времени укрыться на залайском берегу; бурный порыв ветра внезапно вздымает волны, уносит лодки в глубь озера и выбрасывает их на противоположный берег. Иногда буря стихает уже через полчаса: коварная плясунья решила пройтись в танце лишь один круг. И вновь воцаряются тишина и покой.

Надвигающаяся из-за гор буря гнала впереди себя снежную тучу, сыпала колючие, как иглы, снежные кристаллы. Сама туча была настолько невелика, что захватила лишь часть обширной панорамы: накрыла мраком тиханьский полуостров со скалой на мысу и строгим храмом на вершине этой скалы, а восточные берега сияли, залитые лунным светом.

Буря с ревом пронеслась вдоль арачской долины, нещадно раскачивая вековые деревья. Ставни летнего дома скрипели, словно неприкаянные души оплакивали свое земное бытие, а стоило порывистому ветру промчать по льду Балатона, средь поставленных вдоль прорубей ледяных глыб, и она заставлял звучать поистине инфернальную музыку; казалось, видишь загробных духов, что, гоняясь друг за дружкой, плачут, завывают и взвизгивают на лету. А вот выделяется чей-то сердитый рев: должно быть, этот рассерженный дух и преследует всех остальных.