Конец Смуты - Иван Оченков

Господин Райх только пожал плечами, дескать, а что там? Когда же его подтащили, задумчиво проговорил.

— Его высочество захватил в Риге городской арсенал, очевидно, это его содержимое.

— Но зачем ему столько мушкетов?

— Московия ведет войну и ей нужно много оружия, — снова пожал плечами купец.

— Русское царство, — машинально поправил его Николас, — теперь во всех документах велено называть ее так и не иначе.

— Открывайте другие ящики, — визгливо закричал Спаре старший, — немедленно открывайте!

Плотник кинулся выполнять его приказ, и вскоре выяснилось, что в остальных ящиках, также лежит различное вооружение захваченное русскими в Риге. Пока шла вся эта суета, Николас отошел в сторону и задумчиво посмотрел на море. Потом что-то для себя решив, он решительно направился к шлюпке и уже стоя у борта крикнул дядюшке, что у него есть срочная надобность на берегу.

— Что это значит, — удивленно воскликнул генерал, — какая к дьяволу надобность?

— А вы посмотрите на корабли что заходят в гавань, вам многое станет понятно.

— Корабли, что за корабли? Да они же под шведским флагом!

— Не все, с вашего позволения, — вмешался в разговор все еще связанный купец, — тот, что впереди идет под мекленбургским и его в Ростоке знает каждый. Этот флейт называется «Святая Агнесса». Господа, меня кто-нибудь развяжет?

— Николас, мой мальчик, — бросился к борту Спаре старший, — подожди меня, у меня тоже дела на берегу!

— Я спешу, — отвечал ему тот уже из шлюпки.

— Подождешь, негодяй, ты же мне почти зять! Ты не можешь бросить меня одного перед этим чудовищем.

— Право, дядюшка, если вы хотите вести переговоры, то вам лучше пригласить для посредничества вашу жену, госпожу Ульрику. Я слышал, что его царское величество весьма благоволили ей еще в бытность принцем.

— Не смей мне дерзить, наглый мальчишка, — запыхавшись, выдохнул генерал, плюхаясь на банку, — хотя совет не дурен.

Гребцы дружно ударили веслами по волнам, и шлюпка понеслась к берегу. Сидящий рядом с дядей Николас немного отстраненно посмотрел на своего престарелого родственника и задумался. «Может подождать с женитьбой», — подумалось ему, — «скажем, пока не подрастет кузина Кристина. Интересно, каково это быть зятем русского царя?» Впрочем, припомнив все обстоятельства дела, молодой швед лишь помотал головой и отогнал дурные мысли прочь.

* * *

По всей округе разнеслась весть, — Ефим Лемешев выдает замуж старшую дочку! На первый взгляд, ничего необычного в этой вести не было. Все знали, что у Ефима четыре дочери и иной раз втихомолку жалели, где он, бедолага, им приданное на всех сыщет? Когда прослышали о том, что он хочет выдать старшую Ефросинью за сироту, сына своего погибшего дружка Семена Панина тоже никто особо не удивился. Парень всем был обязан своему опекуну, стало быть, большого приданного не понадобится. Но вот дальше события понеслись вскачь, заставив крепко задуматься всех соседей боярского сына. Поехавший верстаться на царскую службу молодой Федька Панин чем-то глянулся государю и тот взял его в свой полк. На службе он тоже не потерялся и заслужил еще большую царскую милость. Сказывали даже, что видели его среди рынд стоящих подле государя и охраняющих его царскую особу. Поверить в это было довольно трудно, уж больно худородны были Панины для такого неслыханного дела, но вот богатую добычу привезенную Лемешевым из похода видели многие, а тот не без гордости рассказывал, что большая ее часть взята его воспитанником. Еще Ефим говорил, будто сам царь обещал женить своего любимца на Ефросинье и даже лично приехать на свадьбу, но тут уж ему совсем никто не поверил. И вот, наконец, появился сам жених в сопровождении друзей и слуг. Разоренные смутой тверские помещики с завистью оглядывали справных коней и богатую сброю приехавших с женихом гостей. Сам Федька, (да какой Федька, теперь уж — Федор Семенович), в богатом и немного чудном мекленбургском кафтане выглядел совсем как заморский королевич. Высокий и статный, ничем не напоминал он прежнего озорного мальчишку охотившегося по всей округе на зайцев. Главным дружкой на свадьбе был его молодой товарищ из старинного боярского рода, сын томящегося в плену митрополита Филарета, молодой стольник Михаил Федорович Романов. Собравшиеся на свадьбу гости с жадным любопытством глядели на одного из претендентов на русский престол на прошедшем земском соборе. Невысокий и немного прихрамывающий, но с красивым и добрым лицом в богатой бархатной ферязи и горлатной шапке Михаил Федорович произвел на многих неизгладимое впечатление. А когда он достал и зачитал царский указ:

— Царскому стряпчему, Федору Панину, за многие его государю ведомые службы, велено писаться во всех списках с вичем. Пожалованную ему царскую шляпу, беспременно велено носить на пасху и государевы именины.

Закончив читать указ, Романов добавил от себя, что государь желает чтобы его верный слуга Федор Панин женился на девице Ефросинье Лемешевой и повелевает всем верным своим подданным весело сыграть свадьбу! Он же, ближний царский стольник, послан в качестве государева пристава, потому как сам царь, де, за делами приехать не может, и того-ради просит его простить и посылает богатые дары.

Услышав царскую волю, все присутствующие ахнули, а самый богатый из окрестных помещиков князь Телятевский едва не на коленях упросил безвестного доселе боярского сына, чтобы быть у его дочери посаженным отцом. Для того, чтобы не ударить в грязь лицом перед заезжими москвичами, не пожалели ни денег, ни угощения. Свадьбу гуляли так весело, что потом не одно десятилетие поминали, что нынче, дескать, так уже не умеют. Даже седобородые старцы, до того упились, что позабыв про свои почтенные лета, отплясывали под игру гудошников, да потом так и повалились. Молодежь же, собравшись в тесный кружок, затаив дыхание, слушали рассказы Панина и Романова об их похождениях на царской службе. Сам Михаил Федорович, вправду сказать, после того как увидал младшую сестру невесты Марию, ходил как мешком ушибленный и больше отмалчивался. Зато Федор Семенович не скрывал от товарищей по детским шалостям ничего. Он рассказывал им, как они с государем первыми ворвались в Смоленск и лично порубили бессчетно вражеских воинов. Как прекрасная польская панна бросилась перед царем на колени и упросила того не убивать латинян, пообещав государю такое, что и повторить неудобно. Но, православный царь, не поддался на искушение, и с честью отправив красавицу полячку домой к родителям, все же, велел прекратить лить христианскую кровь. Потом Панин рассказал о лихом налете на стоящий на берегу моря-океана город Ригу. Как злые ведьмы пыталась отвести православному воинству глаза, и заговаривали стрелявшие по городу пушки. Заговоренные пушки, по его словам, стреляли так, что попадали в своих же, но государь и тут не растерялся, а став на колени посреди побоища стал молиться пресвятой богородице и она заступилась за православное воинство и отвела диавольское наваждение. После чего, поняв, что их чары не имеют больше силы, одна из ведьм обернулась сорокой и улетела, а другая с досады бросилась на дно Двины-реки и спряталась там. Слушатели сидели, разинув рот и внимали царскому стряпчему с таким благоговением с каким не слушали проповеди священнослужителей. Наконец, один из них к кому вернулся дар речи, запинаясь, спросил.