Одно слово стоит тысячи - Чжэньюнь Лю

— Тебе нравится тереть спины? — спросил Ню Айго.

— Мне не то чтобы нравится тереть спины, но мне нравится мыться, а натирая спины, я могу мыться каждый день.

Несколько лет назад, говоря о своем трудоустройстве в ресторане «Хуачжоу», Чэнь Куйи хотел не иначе как похвастаться. Понимая, что Чэнь Куйи просто заботился о своей репутации, Ню Айго не стал мучить его дальше, а просто сказал:

— Быть банщиком тоже хорошо, да и зимой все время в тепле.

Чэнь Куйи решил сменить тему и спросил:

— А как ты оказался в уезде Хуасянь? Вот уж не думал, что мы когда-нибудь еще свидимся.

В первые минуты встречи Ню Айго было неудобно говорить о своем намерении пожить у Чэнь Куйи, поэтому он сказал:

— Я был в Хэнани по делам, проезжал через уезд Хуасянь и завтра собирался заехать к тебе в деревню Чэньцзячжуан.

— Ну, здорово, здорово, что приехал, — поспешил вставить Чэнь Куйи. — И тут же добавил: — Мне сейчас еще нужно кое-что сделать, не могу остаться с тобой, но начиная с завтрашнего дня наговоримся вдоволь. Ведь у меня тут и друзей-то хороших нет, одиночество осточертело.

— А что у тебя за дело? Может, я помогу?

— Мне нужно съездить в деревню, сыновья подрались. Оба уже женились, но, как говорится, двум медведям в одной берлоге не ужиться. Поеду всыплю каждому как следует. Так ты со мной или подождешь здесь?

Ню Айго, может, и отправился бы вместе с ним, но поскольку речь шла о семейных разборках, решил, что его присутствие там будет лишним. К тому же Ню Айго понимал, что, вернувшись в родной уезд, где были и дом, и работа, Чэнь Куйи стал уже не тем Чэнь Куйи, который кашеварил на стройплощадке в Чанчжи и с которым они вместе лакомились нарезкой из свиных ушей и сердца. Поэтому Ню Айго сказал:

— Подожду здесь. Слышал, что до деревни Чэньцзячжуан отсюда больше пятидесяти километров. Сейчас уже поздно, как ты доберешься?

Чэнь Куйи, улыбнувшись, ответил:

— Я освоил мотоцикл.

Только было Чэнь Куйи оделся и собрался уходить, как в комнату, держа в руке бамбуковые бирки, вошел какой-то толстяк. Он стал по очереди подходить к сидящим на кроватях клиентам и собирать у них деньги за мытье и ночлег. Тем, кто с ним рассчитался, он вешал над кроватью бамбуковую бирку. Когда очередь дошла до Ню Айго, он полез за деньгами, но Чэнь Куйи резко схватил его за руку, а толстяку объяснил:

— Это мой друг, из Шаньси приехал.

Однако толстяк, вместо того, чтобы проявить к Чэнь Куйи уважение, прикрыв глаза, сказал:

— Какая разница, чей он друг и откуда приехал? За мытье и ночлег нужно платить.

Чэнь Куйи подпрыгнул к нему вплотную и выругался:

— Твою мать, ты чего нарываешься?

— Стоит ли нарушать мир из-за каких-то десяти юаней? — поспешил успокоить Чэнь Куйи Ню Айго.

Но Чэнь Куйи сплюнул на пол и сказал:

— Тут уже дело касается не тебя, а меня.

Если бы дело касалось лишь Ню Айго, он бы тотчас отдал деньги и инцидент был бы исчерпан. Но коль скоро Чэнь Куйи сказал, что это дело касается его, Ню Айго уже не мог сунуть деньги. Между тем толстяк, бросив взгляд на Чэнь Куйи, развернулся и пошел дальше.

— Ваш управляющий? — поинтересовался Ню Айго.

— Да какой там управляющий! У него дядя тут управляющий, а этот только деньги собирает, смотрит на всех как на быдло. Не обращай внимания.

Сказав это, Чэнь Куйи торопливо вышел. Ню Айго, покачав головой, усмехнулся. Сначала он думал, что найти Чэнь Куйи в уезде Хуасянь будет проще простого, но неожиданно возникли сложности. Однако эти сложности весьма удачно разрешились. Ню Айго вернулся в парилку, чтобы хорошенько натереться и смыть с себя грязь. Он почти три дня провел в дороге и за это время уже оброс грязью. Тщательно вымывшись, он вернулся к своей кровати. Посидев и повздыхав какое-то время, Ню Айго залез под одеяло и провалился в сон. Последние дни он непрестанно куда-то ехал, поэтому, почуяв усталость, тут же отрубился. Вместо уезда Хуасянь ему приснилось, что он по-прежнему в Циньюане, пошел побродить к развалам крепостной стены в западной оконечности города. Забравшись на стену, он, к своему удивлению, увидел там Пан Лина. Он-то думал, что Пан Лина вместе с Лао Шаном отправилась куда-нибудь в Чанчжи, Тайюань, Юньчэн, Датун, Шицзячжуан, Баодин, Вэйнань, Тунчуань, Лоян, Саньмэнься или в Гуанчжоу, а она оказалась в Циньюане на развалинах крепостной стены. Он-то думал, что Пан Лина ему изменяла, а она ему вовсе не изменяла ни с Лао Шаном, ни с Сяо Цзяном из «Фотогорода „Восточноазиатская свадьба“». В его сне Пан Лина оказалась той, которую он знал прежде. Они были женаты уже восемь-девять лет. Находясь рядом друг с другом, в день они произносили не больше десяти фраз, а тут, во сне, Пан Лина схватила его за руку и сама стала обсуждать их житье-бытье за прошедшие восемь-девять лет. Да, их жизнь за эти годы превратилась в черт-те что, но кто бы мог подумать, что, поменяв манеру общения, они шаг за шагом разберутся в своих проблемах. Пока они разговаривали, Ню Айго забыл о своей печали. Оказывается, все-таки можно было жить по-другому… Потом они оба замолчали и разрыдались. Следом на развалинах стены показались Сяо Цзян из «Фотогорода „Восточноазиатская свадьба“», что находился на улице Сицзе, и Лао Шан с хлопкопрядильной фабрики, что находилась на улице Бэйцзе. Между тремя мужчинами разгорелся скандал из-за Пан Лина, который вскоре перерос в драку. Через какое-то время рядом снова появилась Пан Лина. Она присела на корточки неподалеку и, закрыв лицо руками, стала плакать: ни дать ни взять Мэн Цзяннюй у Великой стены[94]. Во время перепалки и драки Сяо Цзян вытащил нож и, вместо того чтобы кинуться на Лао Шана, взял и вонзил его прямо в живот Ню Айго. Ню Айго вскрикнул и тут же проснулся в холодном поту. Тут он сообразил, что находится в бане в уезде Хуасянь провинции Хэнань. Как же так случилось, что Пан Лина, которая в реальной жизни совершила побег с любовником, во сне предстала совершенно другой? Более того, они говорили о своей жизни и даже плакали. Еще до того, как Ню Айго якобы отправился искать Пан Лина и Лао Шана, он понимал, что делает безразличный вид только на людях, на самом деле он сильно переживал измену жены. Именно по этой причине он не захотел остановиться в какой-нибудь ближайшей гостинице наедине со своими мыслями, а вместо этого отправился в уезд Хуасянь к Чэнь Куйи. Увиденное во сне легло ему на сердце, только усугубив его переживания. Тяжело вздыхая, Ню Айго вдруг почувствовал, как кто-то хлопает его по животу. И тут до него дошло, что проснулся он не из-за того, что во сне его зарезали, а из-за того, что его кто-то пытался разбудить. Он открыл глаза и увидел, что прямо перед ним стоит тот самый толстяк с бамбуковыми бирками; он снова пришел за деньгами. Ню Айго понял, что слова его друга Чэнь Куйи не имели в этой бане никакого веса. Его положение здесь было даже хуже, чем на стройплощадке в Чанчжи: тогда он по крайней мере мог на правах хозяина организовать закуску из свиных ушей и сердца. Ню Айго, не желая развязывать конфликт из-за десяти юаней, открыл свой шкафчик, вытащил лежавшие в одежде деньги и передал толстяку. Тот взял деньги, повесил над кроватью Ню Айго бирку и пробормотал себе под нос: «Если не по карману, так и не суйся». Если бы Ню Айго не заплатил, то эту фразу он бы пропустил мимо ушей, но коль скоро толстяк произнес ее, уже получив деньги, Ню Айго вышел из себя. Он вскочил на кровати, собираясь с ним разобраться, но тут же опомнился: все-таки он был не у себя дома, чтобы из-за какой-то фразы устраивать скандал. К тому же он вспомнил про Чэнь Куйи: не хотелось своим поведением осложнять ему жизнь. Итак, Ню Айго сделал вид, что ничего не слышал, и снова улегся спать. Но сколько он ни ворочался, сон к нему никак не шел. Виной тому были не десять юаней и не претензии толстяка — Ню Айго никак не мог отделаться от недавнего сна, который схватил и не отпускал его душу. Дело было даже не только в этом сне и в мыслях Ню Айго о восьми с лишним годах жизни с Пан Лина. На него разом навалилось все остальное, что произошло за это время: и смерть его матери Цао Цинъэ, и ситуация с Чжан Чухун из «Страны лакомств Лао Ли», которая осталась в Ботоу в провинции Хэбэй. Ню Айго уселся на кровати, обхватил руками колени, выкурил две сигареты, но тоска его не отпускала. Тут он поднял голову и увидел свое отражение в зеркале: ему было тридцать пять, а он уже наполовину облысел. Неожиданно он почувствовал голод и только сейчас вспомнил, что, приехав в уезд Хуасянь и зациклившись на поиске Чэнь Куйи и ночлега, совсем забыл поужинать. Тогда он оделся, вышел из спа-центра «Нефритовый пруд» и устремился к дороге в надежде найти какой-нибудь ресторанчик. Стояла глубокая ночь, поэтому заведения по обе стороны дороги уже закрылись. На пустынных улицах не было ни души, мимо промчался лишь один грузовик. Приближалась осень, ночи стали прохладнее, поэтому едва подул ветер, как Ню Айго одолела дрожь. Неторопливым шагом он шел вперед, пока не увидел лоточника, все еще ожидающего клиентов. Лоток стоял прямо под фонарем, так что не нужно было тратиться на электричество. Хозяин, мужчина средних лет, в этот момент как раз заливал в кастрюлю воду. Рядом с ним лепила пельмешки средних лет женщина, судя по всему, они были супругами. Подойдя поближе, Ню Айго увидел, что их ассортимент составляли пельмешки в бульоне, обычные пельмени и тушеная лапша с бараниной. По цене пельмешки в бульоне и обычные пельмени были дороже тех, что он ел раньше, а тушеная лапша с бараниной — наоборот, дешевле. Если в других местах большая чашка такой лапши стоила три юаня, а маленькая — два с половиной, то здесь большая чашка стоила два с половиной юаня, а маленькая — два. Вдобавок клиентам совершенно бесплатно предлагалась тарелочка с соленьями. Ню Айго уселся перед прилавком с кастрюлей, заказал большую чашку тушеной лапши с бараниной, вытащил сигарету и закурил. Не успела приготовиться его лапша, как к палатке откуда-то из-за города с ревом подъехал и со скрипом затормозил грузовик с прицепом. Над его кузовом возвышались химические удобрения, а над прицепом — ядохимикаты. Шины на колесах грузовика под кузовом и прицепом заметно просели, сразу было видно, что машина перегружена. Из кабины грузовика выпрыгнули трое человек и направились к лотку. Одному из них было уже за пятьдесят, другому — за тридцать, а третьему — около двадцати. Едва они заговорили, Ню Айго сразу понял, что угощать будет тот, кому за тридцать. Именно он справлялся о цене и узнавал, кто что будет заказывать, остальные двое просто поддакивали. Тот, кому было за тридцать, подстриженный под ежика, спросил: