Горм, сын Хёрдакнута - Петр Воробьев

«Вот тебе и колбаска,» – решил ярл. Пожрать откровенно хотелось. Кроме того, очень неплохо было бы срочно постираться и сходить в баню. Похоже, кто-то притащил на скеофор головных вшей. Бушуев внук задумался о том, какие меры стоило принять против свинства в Йормунрековых ватагах. Строго говоря, воинов было слишком много даже для дружины, и их скопление следовало именовать войском. Из-за большой скученности карлов, нечистоплотность даже одного была чревата последствиями для многих, и вши с клопами и чесоточными зуднями только начинали список возможных неприятностей, завершавшийся, согласно злобным предсказаниям Щени, повальным кровавым поносом такой мощи, что он смоет все войско в Мидхаф.

– Какие саги об этой битве сложат! – с восторгом воскликнул Скегги Радбарссон.

Кто-то срубил навершие его шлема, но в остальном молодой пеший воин был в порядке, даже особенно не запыхался, хотя большинство его стрел было расстреляно. Горм кивнул в направлении своего правого стремени. Ухватившись за стремя левой рукой, Скегги потрусил рядом, указывая луком в сторону реки:

– Как конунг гутанов принес себя в жертву богам…

«Как, как… Гутанистенько так. На шести переросших белых зайцах самоцветным венцом в реку бульк. Только что никто при этом не подпевал:

“И прежде чертог любви падет,

Чем черный ветер имя мое до тебя донесет,[134]”

или как у них там,» – мысленно уточнил Горм. – «Ну, ему, положим, икнулось нарушение законов гостеприимства. А с ним заодно мы зачем еще с тысячу положили? Для красоты, или чтоб тем неповадно было с дурнем связываться?»

– Как ты призвал истинного бога воинов и одним ударом поверг всадника вместе с конем… – глаза лучника горели упоением битвы.

«Я кричал “Кром?”» – попытался вспомнить ярл, уставившись на Скегги. – «Когда мы Слисторп брали, казался ли я отцу, Раскульфу, или Ньоллу таким же дуботолком под наитием? Нет… Ну ладно, может, самую малость…»

Побоище впереди продолжалось. Клубы поднятой пешими и конными пыли не способствовали ясности в происходившем, но смахивало на то, что гутаны дрались не только с Йормунрековыми воинами, но и между собой. В разрыве между пылевыми облаками мелькнул круп огромного серого коня, а над ним – красный плащ и высоко воздетый топор. Не встретив особенного сопротивления со стороны рыжего осляка, Горм устремился туда, напомнив лучнику:

– Скегги, держи расстояние!

По части того, как себя показать, Йормунрек мог заткнуть за пояс любого гутанского конунга, даже на нуждаясь в золотой колеснице. Его доспехи сияли сталью и рдели чужой кровью, топор разил без промаха, а конь время от времени поднимался на дыбы и бил врагов копытами. Тыл конунга прикрывали верховой Гудбранд с палицей и спешенный Родульф с двуручной секирой. Но истинный ужас в сердцах гутанов, не дрогнувших даже после гибели их вождя, смог посеять только верховный черный дроттар.

Тенью, словно втягивавшей в себя свет, он стоял на поле боя, прямо на пути гутанского боевого слона. «Лиува! Лиува и Толаборг!» – закричал почему-то корнак, взмахивая стрекалом. На вид, слону было лет сто, если не больше. Конечно, этот возраст соответствовал глубокой слоновьей старости. Но перешедший на бег серый великан весил никак не меньше трехсот пудов, и даже если он плохо видел и успел лишиться молодой поворотливости, и то, и другое было в общем-то не его трудностью. Рядом с Фьольниром, в землю вонзился болт, пущенный тяжелым самострелом из башенки на спине животного. Правой рукой, дроттар поднял посох. Прозвучало первое слово, слово силы:

– Фьюка.

Ворон взмыл с Фьольнирова плеча, нацелив тяжелый клюв слону в глаз. Слон чуть повернул и взмахнул хоботом, не сбавляя хода. В воздухе закружилось несколько черных перьев. Помятая птица как-то удержалась в воздухе и снова пошла в нападение. Неуловимое движение скрытой рукавом левой руки жреца, и на пути слона появилось быстро рассеивавшееся темное облачко. Слон взревел и повторно поднял хобот, отмахиваясь от ворона. Кошелка его рта приоткрылась прямо в середине облачка. За ревом слона последовал голос, исходивший, казалось, не от дроттара, а из-под земли у его ног, негромкий, но сверхъестественно отчетливый. В изреченном втором слове, слове тьмы, будто заново сосредоточилась рассеянное ведовство незнаемых существ, чья громовая поступь сотрясала круг земной за тысячи веков до Фимбулвинтера, и только чьи проклятия пережили забвение:

– Пнуннг.[135]

Один вздох, ноги слона обмякли, и туша рухнула на землю, пропахивая клыками глубокие борозды. Правый клык ударился о камень и с треском сломался. Корнак, вылетевший из седла, шмякнулся навзничь, прокатился по каменистой земле, и замер поломанной куклой. Дроттар опустил посох, так и не сделав ни шага с места, на котором стоял.

Даже крики умирающих животных над полем битвы зазвучали приглушенно. Оружие дрогнуло в руках домовых карлов Реккареда, до того обреченно, но твердо державших строй, где каждый прикрывал правую сторону туловища соседа щитом.

– Один! – воззвал к чужому богу гутанский ярл и сокрушил палицей шлем и голову домового карла.

Наконец подъехавший поближе Горм увидел, что примерно треть гутанов у реки обратилась против своих товарищей. Йормунрек опустил топор и наблюдал за дракой с легкой улыбкой на лице, покрытом уже начавшими подсыхать мелкими капельками крови. Фьольнир Ингвефрейссон встал по правую руку от конунга, принявшегося слушать. Любопытство победило природное предубеждение Горма перед черным дроттаром, и ярл подъехал поближе.

– Тьодимер нашел истинного бога и воззвал к нему, – жрец с вороном на плече указал в сторону гутана с палицей. – Он вступит в Гладсхейм, послав вероотрицателей в Хель.

– «Так что я-то кричал? “Кром?” Или “Один?” Или вообще “Пнугн” какой-нибудь? Что за слово такое – чем больше вертится в голове, тем меньше мне нравится?» – вновь усомнился Горм.

– Вообще-то, Тьодимер с ватагой начал толаборгских метелить еще до того, как Реккаред сверзился в реку, – вполголоса по-венедски отметил Щеня, появившийся из пыли. Его руки и перед свиты были в крови, хотя заткнутый за пояс у левого бока шестопер не носил на себе следов недавнего применения.

Горм наклонился в седле и так же вполголоса и по-венедски обратился к приблизившемуся знахарю:

– На холме вправо от третьего снизу водяного колеса лежит Бермонд воевода. Достойно бился, но конем его придавило. Глянешь?

Ученик Круто кивнул и пошагал к холму.

Последний домовой карл гуталандского конунга пал, ни к кому не взывая. Воины Тьодимера и Йормунрека остановились, разделенные кучей трупов. Гутан с палицей вопросительно взглянул на конунга Свитьи и Килея.

– Кроши предателей! – закричал Йормунрек, подняв коня, которого звали Готи, на дыбы, и крутя топором над головой.