Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ - Джеймс Райзен

— Ты «Спаниель».

— «Спаниель», как собака? — переспросил изумленный пилот. — Вы назвали меня собакой!

Ролф пытался объяснить, что псевдонимы выбираются произвольно компьютером и это имя никак не отражало то, что ЦРУ о нем думало. Это, однако, не успокоило разъяренного пилота, который потребовал немедленной смены псевдонима. Вскоре «Спаниель» стал «Макраме».

Обида пилота из-за псевдонима ничуть не помешала ему стать ценным источником. Его недовольство советской системой и особенно командованием ВВС служило основным мотивом. Вскоре он уже фотографировал тысячи страниц документов советских ВВС, практически все, что представляло какую-нибудь ценность, в секретной библиотеке его базы.

Он работал так быстро, что специальный миниатюрный фотоаппарат ЦРУ размером с зажигалку типа «Бик» уже не удовлетворял его. Ролф уступил его требованиям и дал ему деньги на приобретение в Лейпциге собственной 35-миллиметровой фотокамеры. Количество фотоматериалов от пилота резко возросло. Он не прятал свой дорогой фотоаппарат и вскоре стал неофициальным фотографом авиабазы, снимал своих друзей-летчиков и даже своих командиров, давая им фотокарточки, которые они могли отправлять своим семьям.

Лэнгли. 10 июля 1990 года

Напряжение, наконец, начало спадать. Операция по выводу «Пролога» началась.

Оперативно-техническая служба позаботилась о том, чтобы создать документальное обеспечение Саши Жомова — паспорт, а также набор обычного «мусора», имеющегося в карманах у всякого человека. Все это было тщательно проверено и направлено в Москву. Там это должны были передать Саше Жомову через тайник. Дальше он должен будет, действуя самостоятельно, выехать из СССР по паспорту на имя американца с Западного побережья, посетившего Москву и Прибалтику.

Американский паспорт Жомова с реальными отметками о посещении различных стран представлял его как американца, путешествующего по частным делам. После обычных визитов в Москву и Ленинград этот американец отправлялся в Прибалтику и оттуда паромом из Таллинна в Хельсинки. Пакет со всеми материалами был заложен в тайник в Москве, и дальше все зависело от Жомова. Я отправил группу работников в Хельсинки для встречи парома из Таллинна. Назад пути не было. Теперь мы получим ответ.

Хельсинки. 12 июля 1990 года

Паром из Таллинна прибыл в Хельсинки по расписанию, но «Пролога» на нем не оказалось. Опергруппа прождала один день, потом еще один. Опять никто не появился. На четвертый день я отозвал своих работников. Мы попросили Майка Клайна и его жену Джил отправиться «Красной стрелой» в Ленинград, чтобы проверить, не появится ли там «Пролог», и если появится, получить от него объяснения.

«Красная стрела». 14 июля 1990 года

Майк и Джил Клайн спали в поезде «Красная стрела» урывками, но они вообще никогда не могли как следует спать во время этих поездок, просто дремали минут по десять. Майк всегда волновался, что может проспать и пропустить утреннюю моментальную встречу с «Прологом».

В 6:40 утра Клайн тихо вышел из купе и по проходу качающегося вагона пошел в тамбур покурить. Он зажег сигарету и стал ждать. С каждой затяжкой он бросал взгляд на часы. Прошло 10, потом 15 минут. Никаких признаков «Пролога». Клайн решил, что встреча не состоится, и вернулся в свое купе. Он ничего не сказал Джил, а только отрицательно покачал головой, чтобы дать ей понять — операция сорвалась. И тут Джил весело объявила Майку и скрытым микрофонам, что теперь ее очередь перекурить, и отправилась в тамбур.

Пока она курила, заметила молодого человека — судя по всему, это был «Пролог», который прошел через тамбур в другой вагон и потом вернулся. Она подумала, что стоит сказать Майку о странном поведении этого человека. Но по дороге к своему купе в коридоре разговорилась с американскими туристами, ехавшими в Ленинград. Продолжая говорить с ними, она уголком глаза увидела, как человек, в котором заподозрила «Пролога», снова вошел в коридор спального вагона и двинулся к группе американцев. Проходя позади Джил, он незаметно вложил ей в руку конверт и не задерживаясь прошел мимо. Джил проводила его взглядом, отметив, как он перешел в следующий вагон. Туристы продолжали разговаривать, не заметив моментальную передачу, проведенную у них прямо под носом.

Лэнгли. 14 июля 1990 года

— А, б… — раздраженно проворчал я, читая вместе с Редмондом наши экземпляры телеграммы Югайна. Записка, полученная Клайном от «Пролога», тоже была написана в раздраженном и даже злобном тоне. Он писал, что, готовя для него документы, мы действовали легкомысленно и даже глупо. Пытаться выехать по этим документам для него было равносильно самоубийству. Теперь, заявил он, ему надо будет на некоторое время затаиться. В подходящий момент он сам восстановит контакт.

— Ну мы получили ответ, не так ли? — по-деловому спросил Редмонд.

— Да-а, — ответил я. — Мы получили ответ.

— Где-то мы выигрываем, в чем-то проигрываем, — подытожил Редмонд. Я видел, что он был разочарован не меньше меня.

Никто из нас не поверил в горестный плач «Пролога». Он протестовал слишком энергично. КГБ действительно силен, но наш пакет документов был безупречен. Вся эта история была просто неубедительной. А это означало, что «Пролог» работал под контролем.

Клайн также сообщил, что во время прогулки по Ленинграду он с женой находился под особенно плотным наружным наблюдением, что как-то выделялось на фоне их прошлых визитов в Ленинград. Они это поняли, когда заметили в составе бригады наружного наблюдения самого «Пролога». Неплохой трюк, подумали они.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанское, — сказал я себе без особой убежденности, прежде чем позвонить заместителю начальника Оперативного управления, до того как он сам позвонит мне. Ни я, ни Редмонд не скрывали своего разочарования. Позже я признался себе, что шансы на успех операции «Пролог» всегда были не больше, чем у игроков в покер, пытающихся набрать выгодную комбинацию карт. Они получили наш паспорт и неплохой план вывода агента, который мы, однако, больше использовать не будем, по крайней мере там же.

Теперь надо было понять, что за игру вел с нами КГБ. Он нарушил свое кардинальное правило — никогда не подставлять кадровых офицеров КГБ. Надо было разобраться в том, что это означало для наших других операций против них.

Берлин. Август 1990 года

В августе, когда иракская армия Саддама Хусейна вторглась в Кувейт, создав исходный мотив для войны в Персидском заливе, интерес к нашему пилоту МиГ-29 усилился.

ВВС Ирака были вооружены истребителями советского производства, и иракские пилоты проходили обучение в Советском Союзе. Стремление Пентагона получить больше информации по самолетам МиГ-29 было уже отнюдь не академическим.

Наш советский пилот опередил нас — он фотографировал не только техническую документацию о конструкции МиГ-29, но и тактические пособия, что дало американским ВВС возможность своевременно узнать, чему советские инструкторы учили иракцев.