Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ - Джеймс Райзен

В начале августа, просматривая последнюю партию фотоснимков пилота, Ролф заметил на краях некоторых снимков еще одну пару рук. Было похоже, что это руки женщины, которая придерживала страницы во время фотографирования. Очевидно, кто-то еще знал, что пилот занимается шпионажем, но сам он об этом никогда ЦРУ не говорил. Кто это? На следующей встрече в Лейпциге Ролф спросил пилота об этой паре рук.

— Это моя жена, — ответил он. — Я беру инструкции домой, и она помогает мне фотографировать их.

— Значит, она знает, чем вы занимаетесь? — взволнованно спросил Ролф. Он подумал еще секунду и предложил привести ее в следующий раз.

На очередную встречу в парке пилот привел свою жену. Она оказалась очаровательной молодой брюнеткой и во время беседы убедила Ролфа, что полностью поддерживает решение своего мужа работать на ЦРУ. Она сказала, что горит желанием уехать на Запад вместе с двумя детьми и будет помогать своему мужу в шпионаже, если это позволит им начать новую жизнь в Америке.

Лэнгли. 16 августа 1990 года

Сергей Папушин, которого ФБР «прихватило» после попойки в конце 1989 года в Нью-Джерси, все еще жил на конспиративной квартире ЦРУ, но интерес к нему постепенно слабел. Первоначально КГБ был так обеспокоен этим делом, что направил в США его отца, резидента КГБ в Софии, чтобы тот попытался убедить сына возвратиться домой. Но Папушин стоял на своем. Теперь, спустя девять месяцев, после опросов, проведенных ЦРУ и ФБР, стало ясно, что осведомленность Папушина о контрразведывательной деятельности КГБ против США была ограниченной. Он работал в подразделении, занимавшемся разработкой английских разведчиков в Москве, и это представляло интерес для Лондона. Но нам он мало что мог предложить, и унылая рутина повседневной жизни выговорившегося перебежчика стала давить на него. Он опять стал сильно пить.

ЦРУ пыталось настроить его на нужную волну, но его это просто не интересовало, и бывший офицер КГБ, не нашедший себе места в новой обстановке, втянулся в привычную рутину выпивки-похмелья.

В трезвые моменты он проявлял недовольство тем, что ЦРУ и ФБР его практически игнорировали. И пошел на то, что, по его представлениям, гарантировало бы ему внимание: попросил одного из работавших с ним американцев передать руководству ЦРУ, что в Управлении есть советский агент. КГБ завербовал одного из ваших.

ЦРУ действительно было вынуждено снова внимательно выслушать Папушина. Он заявил, что КГБ удалось проникнуть в московскую резидентуру ЦРУ. У него были друзья в американском отделе Второго главного управления, и то, что он слышал от них, позволило ему сделать вывод о наличии в резидентуре ЦРУ советского агента.

Однако дальнейший подробный опрос показал, что он просто выдумал эту историю. Ничто из того что он рассказал в ходе опроса, не подтверждалось, и в конце концов мы пришли к выводу, что он обманул нас в порыве отчаяния. Еще один тупик на пути поиска ответа на вопрос о том, что жепроизошло пять лет назад.

Варшава. Август 1990 года

Когда Саддам Хусейн вторгся в Кувейт, горстка находившихся в Кувейте американских военных и работников ЦРУ была вынуждена укрыться в Багдаде, не имея дипломатической неприкосновенности. Существовала вполне реальная возможность, что эти люди могут стать заложниками, и ЦРУ начало готовить операцию по их спасению. После того как другие союзники отказали в помощи, ЦРУ обратилось к полякам.

Генерал Хенрик Ясик, непосредственный начальник Громека Чемпинского в службе внешней разведки, считал, что любая попытка спасения американцев была слишком рискованной. В Ираке находилось около четырех тысяч поляков, и, если помощь ЦРУ со стороны Польши станет известна, они сами могут стать объектами репрессий иракского режима. Но Чемпинский понимал, что это была возможность для поляков доказать ЦРУ, что они могут стать надежными партнерами и ищут такой возможности. Министр Анджей Милчановский, контролировавший деятельность разведки, преодолел сопротивление Ясика и одобрил проведение операции. Но он решил не ставить в известность об этом плане свое политическое руководство, в том числе премьер-министра. Он боялся, что операцию запретят, и решил, что с Чемпинским они либо утонут, либо выплывутвместе с американцами.

В конце августа шестеро американцев все еще находились в Багдаде, поддерживая связь с Лэнгли и ускользая от иракских служб безопасности. Варшава и Лэнгли также поддерживали постоянный контакт, пока Чемпинский и его работники пытались разработать вариант обхода служб безопасности Ирака, которые, как это предполагалось, уже искали американцев.

Это была очень непростая задача.

Лэнгли. 25 сентября 1990 года

Встреча была подстроена, но я, кажется, был единственным человеком, кто понимал это. На протяжении последних нескольких недель шли споры — что делать с Восточной Германией после того, как она объединится с ФРГ? Администрация Буша приняла решение вести курс на поглощение Восточной Германии Западной, с твердым условием сохранения членства объединенной Германии в НАТО, даже если это нанесет ущерб внутриполитическим позициям Горбачёва. Даже если власть в Москве снова окажется в руках сторонников жесткой линии, объединение Германии останется реальным фактом. И вот теперь нам нужно было договориться о разделении труда в объединенной Германии.

Теперь, когда было достигнуто окончательное соглашение и до формального объединения, назначенного на 3 октября, оставалось несколько дней, бюрократы всего западного мира лихорадочно пытались приспособиться к новой германской реальности, и Оперативное управление ЦРУ не было исключением. На протяжении холодной войны Восточной Германией занимался советский отдел, а Западная относилась к компетенции европейского отдела. Объединение Германии создало бюрократическую проблему — кто должен отвечать за разведывательные операции в новой Германии?

Не было сколько-нибудь серьезных аргументов в пользу сохранения Восточной Германии в сфере ответственности моего отдела, если не считать, что там все еще оставалась Западная группа советских войск численностью около 400 тысяч человек. Однако большинство в советском отделе, особенно те, кто работал в Восточном Берлине, были с этим не согласны.

Бэртон Гербер был самым привередливым из всех «баронов» Оперативного управления в том, что касалось сферы его ответственности. Он никогда не посягал на чужую территорию, но и не позволял другим посягать на его собственную. С тех пор как я принял у него советский отдел, мы особенно не разговаривали, хотя у нас были доброжелательные, впрочем, порой весьма принципиальные обмены мнениями на еженедельных совещаниях у заместителя директора по оперативным вопросам. Он говорил мне, насколько сильное эмоциональное впечатление произвело на него падение 9 ноября Берлинской стены, и я делился с ним своими сходными чувствами по поводу той ночи в Берлине. И вот теперь мы собрались на совещание, чтобы определить, как каждый из нас будет решать свои задачи в Восточной Германии после объединения, до которого оставалось меньше 10 дней.