Поколение пепла - Алексей Доронин

Тогда он был молод и глуп. Теперь он больше не был молод и, если и приближался к воронке, ограничивался тем, что стоял на краю.

На севере лежал город Киселевск. Город только по названию, а по сути – их брат-близнец и единственная община, с которой они поддерживали контакты.

Когда их только переселили в Восточный Форпост, Богданов советовал им остерегаться дикарей-каннибалов и всегда держать оружие под рукой. Людоеды ему теперь везде мерещились, как раньше содомиты и педофилы, и ради этого он даже не пожалел выделить им винтовки, не дав, впрочем, ни одного автомата.

Видимо, память о банде Бурого и недолгой, но кровавой войне с алтайцами сформировала национальное самосознание новых сибиряков.

Но дикари эти существовали только в воображении. На самом деле недалеко от них жила кучка таких же, с трудом борющихся за существование земледельцев. Так случилось, что уже в первый год жизни переселенцев в Прокопьевск, соседи сами пришли к ним на встречу.

«Я знаю этого кренделя, – говорил Мясник об их вожде перед переговорами. – Он чемпион России по тайскому боксу. Ударом ноги бревно может перерубить. Пошли со мной, но говорить буду я. Ты ж не знаешь, как с такими терки тереть. Если что, я пахан. Если мы скажем, что у нас махновщина, они не поймут».

Данилов однозначно интерпретировал чемпионский титул как синоним слова «мафиози», стоило ему увидеть Боксера, которого еще называли Таец. Он действительно походил на жителя Таиланда желтизной лица и ежиком черных волос, но телосложением скорее напоминал маленький квадратный сейф. Возраст его было невозможно угадать.

Мищенко только посмеялся над Сашиными обобщениями: «Да какой он мафиози. Мафиози все в Кремле были. А этот просто нормальный пацан, живущий по нормальным понятиям. И мозги у него не отбиты, иначе он не стал бы тут центровым».

Данилов помнил эти места, когда еще уезжал отсюда учиться в Новосибирск. Там он попал словно в другой мир, а тут время остановилось в «лихих девяностых». Если где-то в мире существовала брутальность в химически чистом виде, то не в негритянских гетто или кавказских селениях, а в этом суровом краю, который слабости не прощал. Брутальность настоящая – без рисовки и дешевых понтов. Молодежь из угольных городов Кузбасса, где любой рискует оказаться с пробитой головой, неважно, ходит он в шахту или нет, росла в условиях бескомпромиссной борьбы. Стоит ли удивляться, что отсюда родом были самые свирепые тайские боксеры, которые даже самих тайцев побивали, а уж мягкотелых европейцев и американцев – и вовсе рвали как грелки? Не говоря уже о боксерах обычных, тяжелоатлетах и других видах спорта. Вплоть до шахмат. И еще несколько бригад, прогремевших в девяностые-двухтысячные на всю страну. Не без этого.

Мясник выбрал правильную линию поведения, потому что был во многом похож на своего визави. Расставались они уже корешами. Переговоры прошли успешно, и вскоре две общины обменивались ценным сырьем, оборудованием… и даже дочерьми – еще один способ избежать генетического вырождения. А заодно выручали друг друга в голодные зимы, когда какой-то из них не везло.

Так они и протянули эти годы.

На юго-востоке обычно можно было, если приглядеться, увидеть дымки. И это был не пожар, а человеческие жилища. Хотя и пожары у них случались. Это немудрено, когда отопительный сезон – десять месяцев в году.

Но сегодня никто не топил бань и не жег костров. Все уже собрали вещи, готовые к долгой дороге. Уходить надо было сейчас, чтоб на новом месте успеть посадить и вырастить урожай.

Да, этот инфернальный край успел стать для них домом. Для целых трех поколений. Тем больнее отсюда уезжать. Но это было неизбежно.

Когда-то здесь добывали уголь, но сейчас все взрослое население занималось натуральным хозяйством, а топливо для обогрева жилищ подкапывали чуть ли не кирками из старых карьеров, не отрываясь от полевых работ.

Сам Данилов совмещал обязанности архивиста, библиотекаря и директора школы, которая была учреждена в новом Прокопьевске высочайшим указом двадцать пять лет назад. А еще он был одним из самых старых жителей…

Александр вытер платком слезящиеся на ветру глаза и отвел взгляд от земли, лежавшей внизу на головокружительной высоте за поломанным ограждением. Действительно, нечего там интересного нет. Гораздо лучше смотреть вверх, в синеву, за тонким слоем которой ему мерещилась холодная чернота.

Солнце на время закрыли собиравшиеся на горизонте тучи.

Раньше такой темноты, какая бывала сейчас по ночам, не было даже в деревнях. Даже в самых медвежьих углах у всех были электрические лампочки. Разве что на лоне природы, вдали от светящихся окон и уличных фонарей, мельтешения фар.

«Темна вода в облацех», – вспомнил он фразу из Библии, всегда находившую отклик в его душе. Таким же темным и неясным казалось ему будущее. Не свое – оно как раз было определенным и предсказуемым. И не будущее своего маленького народа – оно тоже достаточно четко просматривалось впереди. Нет. Как ископаемый русский интеллигент, он не мог вытравить из себя привычку мыслить глобально: категориями человечества, истории, вселенной.

Хотя ему лучше других было известно, что никакого человечества больше не существовало. Как и в палеолите, раскиданные по Земле племена, разделенные тысячами километров, развивались полностью обособленно и воспринимали как людей только своих сородичей.

И как тогда, не было для них никакой вселенной за пределами Земли, потому что сама планета стала огромной и неисследованной. Еще немного, и путешествие аргонавтов будет казаться не менее фантастическим, чем полеты к другим звездным системам.

Пока их жизнь была чиста, и все они были словно дети.

Но Александр знал, что когда-нибудь это должно измениться. Придет год, и человечество вспомнит, и снова откусит от плода с дерева познания. И блаженство амнезии будет утрачено. Год за годом, век за веком жизнь будет меняться – сначала медленно, незаметно для отдельных людей… Но затем последует резкий скачок и – точка невозвращения будет преодолена. Из крохотных поселков, удачно расположенных на берегах больших судоходных рек, вырастут огромные шумные города, где человеку так легко будет потеряться и потерять себя.

Сквозь непроходимые пески и буреломы пройдут караваны купцов, нанося на карты когда-то известные, но забытые очертания гор и долин. Настанет день, и поплывут к далеким неизведанным берегам корабли – неся первопроходцев и конквистадоров. Они будут не только торговать, нет. Огнем и мечом они принесут цивилизацию в каждый уголок Земли.

А из кустарных мастерских, где умельцы уцелевших вытачивали убогие копии промышленных изделий – от отверток до автоматов Калашникова – вырастут мануфактуры, а затем фабрики. Потом задымят трубы фабрик, отравляя уже успевшую очиститься от человеческого яда планету.

Но будут и отличия. Ресурсов для второго рывка осталось не так много, как было во время предыдущей индустриализации. Но, может, это научит их потомков умеренности, и они будут чаще чинить вещи, чем покупать новые.