Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X-XI веках - Петр Стефанович

«Частные» боярские «дружины» и клиентелы продолжали существовать и в XI–XIII вв., и в последующее время в Северо-Восточной Руси и Великом княжестве Литовском, хотя, конечно, в трансформированном виде. В военном отношении они имели немалое значение (ср. приведённые выше упоминания боярских «полков» в XII–XIII вв. – с. 252, 331). С полным основанием писал в своё время М. А. Дьяконов, что в Древней Руси боярин у князя «ценился не только по его личной боевой годности и опытности; но особенно по той силе, какая стояла за ним в лице его собственной боярской дружины»[964]. Военные слуги составляли вместе с зависимыми людьми, занятыми в хозяйстве, своего рода «дворовые корпорации», в сущности аналогичные людям, служившим князьям. Опираясь на материалы XIV–XVI вв., В. И. Сергеевич так писал о принципиальном тождестве в устройстве княжеских и боярских дворов (делая акцент, правда, на хозяйственно-административных функциях боярских «дворовых»): «Эти (земельные – П. С.) владельцы-собственники имели свои дворы, в которых встречаются те же элементы, что и во дворах княжеских, только в меньших размерах. У них были свои ключники, прикащики, повара, конюхи, стряпчие, дворяне и пр., рабы и свободные. К богатым людям во двор поступали даже дети боярские, конечно, бедные… Двор этот, имея прежде всего хозяйственное значение, сопровождал своих господ и в походах, в качестве войска. Если же господа получали должности в кормление, то дворовые их люди выступали и в качестве судных органов. При кормленщиках разные судебные действия совершались их тиунами и дворянами»[965]. Разумеется, как княжеские, так и боярские «дружины» и «дворы» претерпевали существенные изменения от раннего Средневековья до раннего Нового времени. Но с точки зрения социальной стратификации важно отметить их устойчивое существование как структурных элементов древнерусского общества. Важнейший признак боярства как господствующего класса проявлялся во власти над людьми, состоявшими у них в услужении.

В главе II уже цитировался летописный рассказ о пирах князя Владимира (Святого) в статье под 6504 (996) г. Ценность этого рассказа для данного исследования состоит в перечислении категорий людей, которые обозначаются как «люди свои» для князя или его «дружина» (в широком значении вообще всех служащих князю людей). Процитирую ещё раз фразу с этим перечислением: «Се же пакы творяше людем своимъ, по вся недѣля: устави на дворѣ въ гридьницѣ пиръ творити и приходити боляром и гридем и съцьскымъ и десяцьскым и нарочитымъ мужем, при князи и безъ князя»[966]. Возвращаясь теперь к этому летописному известию, можно подробнее охарактеризовать каждую из этих категорий.

Как показывает анализ, проведённый в данной главе, бояре в XI в. выступают как знать – люди, участвующие в политическом управлении на высшем уровне и выдающиеся в социально-экономическом плане. В главе III шла речь о гридях, и было предложено видеть в них воинов на содержании князя и в прямой зависимости от него. Что можно сказать о других людях, которые приходили на княжеские пиры?

В политической организации руси в том виде, в каком она предстаёт в договорах руси с греками и в сочинениях Константина Багрянородного, важная роль отводилась помимо «архонтов» и «послов» также купцам. Договор 944 г. обязывал «архонтов» писать грамоты с указанием количества кораблей, посланных в Византию. Очевидно, на кораблях плыли не только послы с их людьми, но и купцы, которые тоже, находясь под покровительством «архонтов», выступали их агентами. Хотя купцы отвечали преимущественно за торговые дела, ясно, что они состояли в тесной связи с военно-политической элитой государства руси – ведь политические и коммерческие интересы и вопросы были в тех условиях переплетены и нерасторжимы. В тех же договорах, по метким словам М. М. Грушевского, «торговельні вигоди становлять головний предмет і зміст, альфу і омеґу дипльоматичних зносин», а в описании Константина предводители руси выступают как «заразом правительство і купецькі підприємці»[967]. И это было вполне естественно для народов «варварской Европы» той эпохи, когда между воином и торговцем грань была условна или вообще отсутствовала. В этом смысле тезис В. О. Ключевского о едином «военно-промышленном классе», который стоял у истоков древнерусского государства[968], представляется более правильным, чем схема А. Е. Преснякова, которая предполагает в древнейшее время резкое выделение «дружины» под покровом «княжого права» от остальной массы населения и лишь постепенное (к XII–XIII вв.) вовлечение боярства в «городскую стихию».

После Ключевского идея торговых городов-областей, стоявших у истоков Киевской Руси, получила развитие в работах некоторых эмигрантских и западных историков, особенно Г. В. Вернадского. В последнее время концепция Ключевского находит сочувствие у археологов, которые тоже фиксируют эту связь военного начала с торгово-экономическим[969]. Погребальные памятники на территории Восточной Европы конца IX – начала XI в., которые известны в русскоязычной литературе под неудачным названием «дружинные курганы» (ср. в главе I, с. 97 и след.), вместе с оружием часто содержат гирьки и другие атрибуты торгово-коммерческих занятий. Недавнее обобщение данных, полученных из раскопок этих памятников, носит характерное название «Весыимеч»[970].Весьма показательно и расположение курганных комплексов: они связаны не столько с центрами княжеской власти, сколько с торговыми путями и центрами – эмпориями. И самый большой и яркий археологический комплекс в Гнёздово представлял, несомненно, такого рода торговый центр, где следы каких-то властных структур слабо прослеживаются[971]. Попытки представить этот и подобные ему комплексы как некие (неизвестные письменным источникам) «дружинные погосты» натолкнулись на вполне справедливую критику[972].

Невозможно допустить, что к началу XI в. роль купцов кардинально снизилась или что они перестали выполнять княжеские поручения. Данные о купцах в более поздних источниках XI–XIII вв. свидетельствуют о том, что связь между властью и капиталом сохранялась весьма тесная. Выше в главе III об этом уже шла речь, и указывалось на 1-ю статью «Древнейшей редакции» «Русской Правды», где купец перечислен в ряду людей, находящихся под покровительством князя (см. с. 341). Уместно будет вспомнить здесь и повышенное внимание «Пространной Правды» к финансовым и торговым операциям, которое надо объяснять не только следствием восстания киевлян 1113 г., но и княжескими интересами.