Пестрые истории - Иштван Рат-Вег

Кристина Мирабилис

Житие канонизированной святой Кристины Мирабилис (т. е. Чудесной) написал монах-бенедиктинец Томас де Кантенпре[191] из Лувена.

Он принялся за работу через восемь лет после смерти девы, когда еще были живы свидетели чудес Кристины. Как он писал в предисловии, «только таким свидетелям он оказывал доверие, которые скорее головы дали на отсеченне, чем уклонились бы от истины».

Тогда еще были такие.

Кристина родилась примерно в 1150 году, в подростковом возрасте тяжело заболела и умерла было, по крайней мере, ее посчитали умершей, но это была мнимая смерть. Уже на одре смерти она вдруг открыла глаза, зашевелилась и села в гробу. И не просто села, а взлетела, под самый свод церкви, как птица. Побежали за священником, с его помощью удалось выманить ее из-под свода вниз. Это свойство она сохранила на всю свою новую жизнь: вспархивала на верхушки высоких деревьев, на колокольни церквей.

Вся округа считала, что такое может происходить только с помощью злого духа. Чтобы она больше не смела летать, ее заковали в цепи по рукам и ногам. И вот как-то ночью, говорится в житии, с «Божьей помощью» она стряхнула цепи, улетела в лес и стала жить, подобно птицам, на деревьях. Но через какое-то время ее стали томить голод и жажда. Она воззвала к Господу, и вот — у нее вдруг стали набухать груди и наполняться молоком. Девять недель она так и питалась.

Сестры ее искали и нашли на дереве, привели домой. Но из дому она продолжала свои воздушные прогулки, порхая по вершинам деревьев и колоколен. Случалось, взлетала на высокий кол и, стоя на его верхушке, распевала псалмы. Сестры ее, опасаясь жителей округи, закрыли девушку в погребе, привязав цепями к каменному столбу, чтобы она не сбежала и не стала порхать, как птица. В полночь, однако, она опять впала в транс, цепи упали, схватив камень, она легко пробила им дыру в стене и опять, словно птица, вылетела на волю.

Сестры ее неверующие снова поймали ее, но уж теперь, чтобы она всегда была на глазах, положили ее навзничь на деревянную скамью и так приковали, держали на сухарях да воде. Теперь уж небесная рука помощи, «чтобы чудотворная сила Господня проявилась в полной мере», оставила ее мучиться на деревянной скамье, пока вся спина ее, от плеч до седалища, не покрылась пролежнями, которые уже стали загнивать. От болей она так ослабла, что не могла есть даже сухарей.

Наконец-то помощь пришла, притом в неслыханном виде: из грудей у нее брызнуло чистейшее масло. Этим маслом стала она смазывать свои язвы и капать на хлеб. Сестры, глядя на такое диво, сдались, они освободили Кристину из цепей, попросив у нее прощения, и опять относились к ней с прежней любовью.

Так сказывали очевидцы, которые скорее бы дали отсечь себе голову, чем сказали бы неправду.

Самый знаменитый человек-птица

Иосиф Копертинский прожил с 1603 по 1633 год. После его кончины церковь начала процесс канонизации; он продлился до 1753 года, когда папа Бенедикт XIV причислил его к лику святых. Его подробнейшее жизнеописание составил ассизский монах Роберто Нути, в течение 15 лет собиравший материалы[192].

В церкви, когда его охватывал экстаз, он взлетал то на кафедру проповедника, то на алтарь и оставался там, пока ему не приказывали спуститься старшие по чину. Стоя либо преклонив колена, кружил вкруг алтаря. Однажды на холме против монастыря устанавливали кресты, призванные символизировать Голгофу. Два крайних креста уже стояли на месте, а средний не могли внести на холм даже с десяток человек. Иосиф из монастырских ворот наблюдал их мучения, вдруг впал в транс, приподнялся над землей, подлетел к кресту, находившемуся от него на расстоянии восьмидесяти шагов, поднял его как соломинку, вознес на вершину холма и установил в заранее приготовленную яму. Потом долго парил на высоте креста, не желая спускаться, тогда принесли лестницу и сняли его.

В другой раз он взлетел на масличное дерево, встал на колени на тоненькой веточке. Она не сломалась под ним, только слегка колыхалась, словно на ней сидела птичка.

В Копертино в женской обители св. Клариссы шел обряд пострижения в монахини. Во время ритуала переодевания Иосиф, стоя на коленях в углу, молился, вдруг вскочил, подбежал к исповеднику новой монахини и, схватив его под руку, вознесся с ним ввысь. Какова была причина и цель этого показательного выступления — неизвестно.

И последний случай из многих.

Одного безумного из знати привели к нему, чтобы он попробовал своей добротой, которая лучами исходила от него, навести порядок в голове несчастного. Иосиф заставил дурня приклонить колена, ухватил рукой его за волосы и так поднял в воздух. В этом деликатном состоянии подержал некоторое время, а потом спустился с ним вниз. И что же? — больной рассудок поправился.

К этим историям о полетах и парении в воздухе не хочу привязывать грузило толкований и разъяснений. Я обидел бы моих читателей, если не доверял бы их рассудительности.

Всего только повторю, что профессор Геррес преподавал историю в Мюнхенском университете.

Наука и вымысел

Вечный светильник

Наш ученый, герой этого сюжета, слепил глаза при свече или масляной лампе, упрямо цепляясь за поверье, что будто бы древние знали секрет вечного светильника.

Ссылались на древнеримские захоронения: ибо, когда некоторые из них вскрывали, внутри гробниц светильник все еще горел и гас только с притоком свежего воздуха. Такой чудесный светильник был обнаружен во времена правления папы Павла III в захоронении дочери Цицерона Туллии, — таким образом, зажженный в память об усопшей светильник горел на протяжении что-то вроде тысячи пятисот лет!

Сказку о чудо-светильниках с апостольским рвением распространял Фортунио Личети, который в начале XVII века преподавал медицинские науки в Падуанском университете. Во всяком случае, желая проникнуть в секрет плошки, за неимением лучшего придумал такое объяснение: дым в ней при горении снова сгущался в масло, постоянно подпитывая фитиль. Наверное, в этом процессе не обошлось без какого-то древнего изобретения, ныне утраченного.

Ну а фитиль? Он же сгорал, или нет?

И опять в ответ очередное «наверное»: наверное, этому препятствовало какое-то тоже неизвестное нам устройство.

У Яноша Араня есть такая строка: Мудрое слово родится из уст мудреца.

Однако тогдашний ученый мир вполне удовлетворился этим объяснением и загасил фитилек своего любопытства. А вот если бы ученые призадумались, то не уставали бы дивиться тому, где же был разум у древних римлян, когда с помощью такого замечательного изобретения они освещали — подумать только — усыпальницы, ведь покойникам никакой надобности в том не было? А ведь подобными фонарями можно было залить светом ночной Рим, да и из жилищ тоже навеки изгнать тьму.