Падение Османской империи. Первая мировая война на Ближнем Востоке, 1914-1920 - Юджин Роган

В своих докладах в Лондон генерал Мюррей преуменьшил плохие новости и преувеличил свои успехи в первом наступлении на Газу. Утверждая, что его войска продвинулись на 24 км, Мюррей сообщил, что они «нанесли противнику очень серьезный урон… от 6000 до 7000 человек», тогда как в действительности османские потери составляли меньше 2500 человек. Жаждавшие хорошие новостей лондонские газеты напечатали цифры Мюррея, не подвергнув их сомнению. Однако солдаты на местах знали реальное положение дел. Лейтенант из Оклендского полка конных стрелков по имени Бриско Мур подобрал одну из листовок, сброшенных турецким самолетом вскоре после сражения. В ней было прямо написано: «Вы победили нас в газетах, а мы разгромили вас в Газе»[496].

Британский кабинет министров в конечном счете заставил Мюррея ответить за его блеф. Начальник Имперского генерального штаба генерал Робертсон сообщил Мюррею, что в свете недавней оккупации британскими войсками Багдада и «успехов» самого Мюррея в Газе, он пересмотрел свои планы в отношении Египетских экспедиционных сил. Отныне перед Мюрреем ставилась задача разбить османские силы южнее Иерусалима и захватить этот священный город. В телеграмме Мюррею от 2 апреля 1917 года Робертсон подчеркнул символическое значение взятия Иерусалима для уставшего от войны британского народа и армии. «Военный кабинет с нетерпением ожидает этой победы, поэтому вы должны приложить все силы для ее достижения». Робертсон пообещал снабдить Мюррея всем необходимым для успеха этой кампании.

Полковой штандарт, подаренный победоносному османскому полку после первой битвы за Газу в конце марта 1917 года

Судя по осторожному тону и множеству оговорок, высказанных им в переписке с Лондоном, Мюррей был мало уверен в том, что сумеет разбить османскую армию в Палестине и взять Иерусалим. Вся его стратегия в безводной местности юга Палестины была построена на постепенном продвижении вперед одновременно с прокладкой железнодорожной линии и водопровода. Даже если ему удалось бы взять Газу — задача, которая заметно осложнилась из-за переброски османами подкрепления после первой битвы за Газу, — его серьезно беспокоило увеличение протяженности линий коммуникации и необходимость обеспечивать водой десятки тысяч человек и животных. Однако приказы из Лондона не оставляли места для сомнений, и Мюррей начал готовиться ко второму наступлению на Газу.

Теперь турки знали, где будут наступать британцы, и сделали все возможное для того, чтобы преградить им путь из Газы в Беэр-Шеву. Как впоследствии вспоминал Джемаль-паша: «Я решил не дать британцам прорвать эту линию фронта и удержать ее любой ценой, сосредоточив там все имевшиеся в моем распоряжении силы». В течение трех недель после первой атаки на Газу Джемаль перебросил подкрепление и распределил его на участке между Газой и Беэр-Шевой. Также была создана система оборонительных земляных сооружений и траншей, благодаря которым все подходы к Газе находились в зоне прямого пулеметного и артиллерийского обстрела[497].

Опыт научил британских командиров тому, что в позиционной войне фортуна всегда благоволит обороняющейся стороне. Чтобы помочь своим войскам прорвать османскую линию обороны, генерал Мюррей решил задействовать одно из самых страшных оружий, имевшихся в арсенале британцев. Он запасся 4000 единиц газовых снарядов для начального обстрела османских позиций. Хотя отравляющие газы широко использовались обеими сторонами на Западном фронте начиная со второй битвы при Ипре в апреле 1915 года, они никогда не применялись против османских войск. Перед наступлением британским солдатам раздали противогазы, которых, разумеется, не было у турок. Кроме того, на Синай тайно перебросили восемь танков, которые должны были помочь пехоте атаковать хорошо укрепленную линию обороны. «Мы были много наслышаны об этих боевых механических монстрах, — написал в своем дневнике австралийский солдат из верблюжьего корпуса, — и были вне себя от радости, когда те прибыли на наш фронт. Мы были уверены, что они посеют ужас и панику в рядах противника»[498].

Вторая битва за Газу началась 17 апреля 1917 года с интенсивного артиллерийского обстрела. Однако газовые снаряды, сосредоточенные на одном из участков османских траншей, не оказали никакого эффекта. Военные корабли обрушили на османских защитников дождь из огня и стали, но также не сумели вытеснить их с позиций. Когда британские солдаты наконец-то пошли в атаку, их встретила стена пулеметного и артиллерийского огня.

Фрэнк Рид, австралийский солдат из Имперского верблюжьего корпуса, был вынужден слезть со своего верблюда и пойти в атаку под «шквальным ружейным и пулеметным огнем». Рид видел, как вокруг падают его товарищи, сраженные рвущимися над головами артиллерийскими снарядами. Вдруг он услышал слева от себя приветственные крики и увидел, как один из восьми британских танков движется в направлении турецких траншей. Он был уверен, что «как только танк достигнет окопов, турки в страхе сдадутся». Но вместо этого османские солдаты принялись стрелять по танку из всего оружия, которое у них было. «О железную обшивку лязгали крупные пули и рикошетили во все стороны, но танк продолжал двигаться вперед».

Двигаясь вслед за танком, солдаты верблюжьего корпуса достигли первой линии траншей, где им противостояла горстка раненых османских солдат, которые были слишком слабы для того, чтобы отступать. Рид описал момент встречи австралийцев лицом к лицу с турками как борьбу противоречивых порывов.

Двое австралийцев наткнулись на раненого турецкого солдата, сидевшего на дне траншеи с прижатыми к груди руками.

— Проткни его штыком! — крикнул один из них.

— Нет, давай дадим бедняге шанс, — возразил другой.

Рид увидел, как австралиец вырвал из рук турка винтовку и на мгновение остановился. Вместо того чтобы убить истекающего кровью человека, он наклонился к нему и дал воды.

— Бедняга! Он хочет жить, как и все мы.

Затем он достал свою аптечку и сделал турку перевязку. Однако от его сострадания не осталось и следа, когда к ним подошел раненый турецкий офицер, чтобы поблагодарить австралийца.

— Хорошо, — сказал турецкий офицер на ломаном английском, похлопав австралийского солдата по плечу.